который Фрунзе и Дзержинский уже к тому времени создали. Более того, их всех обязали получить еще и подходящее профессии профильное гражданское образование. Хотя бы средне-специальное, но лучше – высшее. И нарезали сроки «дорожной карты». Причем унтера, получившие шанс, не стали воротить носа и ответственно взялись за дело. Со всем возможным рвением.
Самым первым результатом подобного решения стало то, что по Москве посыпались старые порочные связи. Бывшие унтера, не устроившиеся в новом мире, имели свои счеты как с партийцами, так и с уголовниками. Жили-то они все эти годы не сладко.
Старые сотрудники, конечно, остались. Единично. Как раз такие вот, как сам Феликс. Идейные. Но они этим «фельдфебелям» не мешали. Отнюдь. Даже помогали. Поскольку видели их рвение по работе и отсутствие «мутных схем», то есть принимали, по сути, за своих.
Партия, конечно, на все эти игры Дзержинского и Фрунзе смотрела крайне прохладно. Почему? Так ведь эта чистка привела к тому, что у многих партийцев, в том числе высокопоставленных, оказался сломан их маленький «бизнес». Из-за чего резко упал их уровень жизни до совершенно неприличного уровня – до зарплаты. К чему они оказались морально не готовы[3]. Как и их жены. Особенно их жены.
Впрочем, пока они помалкивали, надеясь, что гроза отгремит и все вернется на круги своя. В конце концов, Дзержинский тряс только своих людей и разного рода воровские малины. Партийцев же если и привлекал к ответственности, то рядовых.
Вот они и мыслили – все люди хотят жить и жрать. Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще. В партии считали, что, когда эта возня закончится, можно будет все вернуть на круги своя. А то, может, и больше отжать. И хоть и воспринимали деятельность Дзержинского очень прохладно, но открыто против нее не выступали. Тем более что он делал большое дело – чистил московские банды, которые представляли в 1920-х годах весьма нетривиальную и всеобъемлющую беду с прекрасно укрепленными малинами. И вероятность быть ограбленным, а то и убитым этими ухарями была даже у наркомов или членов Политбюро.
Да, конечно, его деятельность несколько ломала бизнес.
Их бизнес.
Ну это не беда. С мошенниками дела вести как-то проще, чем с тупыми и агрессивным мастерами гоп-стопа. И денег это приносило много больше. Так что параллельно с процессом чистки центрального аппарата ОГПУ всей верхушкой и средним звеном московской партийной организации шел поиск продуктивных мошеннических схем и исполнителей для их реализации…
К началу 1927 года первичную задачу Дзержинский решил. И готовился к чистке уже региональных аппаратов, поэтому нуждался в новых унтерах. Вот и обратился к Фрунзе, у того ведь тоже имелись определенные виды на этих ребят. Он их активно привлекал в армию. И требовалось согласовать столь щекотливый кадровый процесс. Чтобы не переругаться из-за них.
– И на заводы. Их нужно поставить
Впоследствии к середине 1930-х годов это было компенсировано специальным обеспечением и системой льгот, дававших партийным функционерам крайне привилегированное и материально благополучное положение. Хотя смычка их с уголовниками и мошенниками как сформировалась в 1920-е годы, так и просуществовала до последних дней Союза. И в знаменитом «Рыбном деле» Андропова рубежа 1960-х – 1970-х было вскрыта только малая часть подобного «грязного белья». Что сыграло особую роль в формировании ОПГ в Союзе и особого романтизированного культа вора в законе и уголовника в целом.
