кряхтеньем поднялся с кровати и, все еще приходя в себя после пережитого в царстве Морфея, степенно пошаркал в ванную. После проведения всех необходимых ежеутренних процедур, Яков Насреддинович по традиции неспешно материализовался в кухонном помещении и приступил к процедуре заваривания байхового чая в литровой стеклянной банке. Все манипуляции и перемещения самого себя, а также различных предметов в кухне Ниязов производил на полнейшем автомате, мыслительный процесс замер в нулевом положении с момента пробуждения, да так и не мог двинуться вперед. Это не совсем комфортное ощущение у Ниязова никогда не тянулось столь долго, обычным делом было появление первых озаряющих мыслей в момент поднесения руки к рулону с туалетной бумагой, но не сегодня. Инстинкт подсказывал Якову Насреддиновичу, что этим утром лишь живой байховый напиток из банки способен дать импульс мыслительному процессу, поэтому кровельщик терпеливо сносил все тяготы затянувшегося утреннего безмыслия и хмуро ожидал полного оседания чаинок, усевшись на табурет. Глаза Яши внимательнейшим образом провожали каждую чаинку в последний путь ко дну банки на встречу со своими уже осевшими сородичами все также без единой осязаемой мысли. В обычные дни Яков Насреддинович, производя свою строгую чайную церемонию, весело торопил каждую чаинку в ее скорбном движении ко дну, подбадривал ее, бывало, даже называл каждую ласковым именем в предвкушении неоднократных и бодрящих, вплоть до появления мурашек на своем тощем теле, хлебков. Особо ценная красная кружка с надписью «Яков» стояла рядом с ритуальной банкой, как всегда отмытая до блеска.
Произведя несколько первых торопливых глотков, Яков Насреддинович замер в позе суслика на охоте в ожидании долгожданного просветления, однако утренняя нирвана все не приходила. Ниязов, обжигаясь и, нарушая тем самым сложившийся годами ритуал размеренного поглощения живительного напитка, высушил банку до последней янтарной капли, но долгожданный эффект так и не наступил. Промаявшись еще минут десять, Яша оторвал немигающий взор от дыры в кухонных обоях, со вздохом поднялся с табурета и отправился одеваться, в надежде, что свежий апрельский ветерок уж точно приведет в чувство весь мыслительный процесс в лысеющей голове кровельщика.
Облачившись в выходной дорогой спортивный костюм из эластика, Ниязов уныло натянул заношенные кроссовки и, как робот без вложенной программы, вышел на лестничную клетку.
Одновременно с Яковом Насреддиновичем из квартиры, расположенной напротив, вышел Станислав Эммануилович Гольдман в щегольском двубортном костюме цвета «зрелый палисандр». Выйдя на площадку, Гольдман неодобрительно уставился на сутулую спину Ниязова, закрывающего свою входную дверь. Услыхав шуршание за спиной, Яша нервно обернулся и невнятно произнес, опустив взгляд в пол: «Доброго Вам утра, Станислав Эммануилович!» Гольдман приготовился отпустить традиционную насмешку в адрес
