Любаньку под ручку, а при слишком резких штормовых бросках прихватывает заботливо за талию.
Заметив компанию своих соседок-подруг (где-то там в кружке сидит и моя мама), Любанька приветливо вскидывает руку и кричит торопливо:
– Здрасьти!
– Привет, Любанька, – отвечают женщины.
Счастливая парочка проходит мимо. Если Любкин ухажер окажется человеком неизвестным (а чаще бывает именно так), он тут же подвергнется подробному обсуждению и будет отнесен к одному из трех видов Любанькиных любовников: «вполне приличный» (видимо, «с Москвы»), «проходимец подозрительный» или «алкаш какой-то».
А Любка тем временем проведет мужчину в свой дом, который находится совсем недалеко от перекрестка. Это странное сооружение состоит как бы из двух половин: темной нижней (она раньше горела) и светлой верхней (ее достроили). На фасаде – два больших окна, расставленных широко, как раскосые глаза. Веранды никакой нет. Входная дверь на покривившихся петлях распахивается прямо в палисадник, где стоит стол со скамейками и старый мангал. Сейчас эти двое разведут в нем огонь и будут жарить сосиски. Вместе с дымком над домом поднимется в воздух голос Шуфутинского, которого Любка любит без памяти. Она без конца заправляет в старый магнитофон поцарапанный диск:
Та – да – та… Та – та – да – та – да… Та – да – там…
Снова гость к моей соседке.
Дочка спит, торшер горит.
Радость на лице.
По стеклу скребутся ветки,
В рюмочки коньяк налит –
Со свиданьицем.
Любанькин «вертеп» – душевный приют для многих, многих мужчин. Ведь его хозяйка – беззлобная, беспечная и беспечальная женщина. Ей уже шестьдесят пять. Но она не говорит фраз: «Старость не радость», «Все там будем» и «Жизнь прожить – не поле перейти», не тоскует об ошибках молодости, не анализирует подробно поведение своих взрослых детей и не поминает в каждом предложении Всевышнего. О себе говорит: «Я счастливая». Новому дню улыбается карамельными глазами. Много пьет, поет и смеется. И всем всё про себя рассказывает, ничего не скрывает.
Любанька красивая. Стройная. Фигура у нее спортивная, ни груди пышной, ни бедер. Она любит надевать джинсовую курточку и джинсовые бриджи, туго обтягивающие ее вполне еще девичьи ноги. Лицо узкое, как новая луна. На нем тонкая паутинка мелких морщин, неявная, мягко-прозрачная. Небольшие, молочно-шоколадные, как две конфетки, глаза Любки смотрят на мир просто. И вкусно. Особенно хороши у нее волосы. Их много, они не по возрасту пышные, крашенные в темно-каштановый цвет. Любанька закалывает их шпильками в разнообразные узлы, крендели и «девятые валы».
Алкоголичка ли Любанька? Ну как. Так-то – да. У нее случаются запои. На недельку. А потом ничего. И больше всего она любит выпивать для компании, для разговора, для того чтобы подпевать Шуфутинскому: «Натали, утоли мои печали, Натали… Натали, я прошёл пустыней
