встал и бросил только одну фразу: «Мне это уже не нужно».
И ушел. Так и не простив.
А вскоре умер.
С почестями похоронен на старом Первомайском кладбище и забыт. Как многие солдаты Великой Отечественной, о которых мы так ничего и не знаем…
Три встречи
Эту историю рассказал мне отец, который прошел две войны и лагеря «Дальстроя».
Весной 1942 года их артиллерийский полк вел бои на Северо-Западном направлении, неся тяжелые потери. В то время он был старшиной и командовал орудийным расчетом. Командование их батареи получило приказ выдвинуться в район одного из населенных пунктов, закрепиться на окраине леса и ждать подхода основных сил полка.
Переход осуществлялся ночью, на конно-тракторной тяге и к утру артиллеристы вышли в заданный район. На месте селения торчали только остовы печных труб. Его накануне разбомбила немецкая авиация.
Батарея миновала пожарище и, проследовав по проселку еще несколько километров, остановилась на лесной опушке. Орудия привели в боевую готовность, трактора загнали в глубь леса, выставили охранение и уснули мертвым сном.
Ни на следующий день, ни ночью, полк в расположении батареи не вышел – в той стороне, откуда она пришла, полыхало небо – шел бой.
За это время артиллеристы зарыли орудия в землю и даже выкопали небольшую землянку для комбата.
Вторые сутки люди ничего не ели и практически валились с ног.
Нужно было что-то делать.
Поскольку отец был один из немногих оставшихся в батарее «кадровиков» и воевал еще с финской, комбат вызвал его в землянку, где состоялся следующий разговор.
– Послушай, старшина, батарейцев нужно кормить, еще сутки и они не то, что стрелять, ходить не смогут. Бери свой расчет, сажай на повозку и ищи деревню. Без харчей не возвращайся – застрелю.
С комбатом я отступал еще с Карачева, от западной границы и знал, что он не шутит. Старший лейтенант был дважды контужен, легко приходил в бешенство, да к тому же был южных кровей – крымский татарин, по фамилии Нургалиев.
Еще через час, посадив солдат на повозку, я покатил по лесной дороге на восток. Ближайшая деревня, судя по карте комбата, располагалась в десятке километров от нас. Ребята в расчете у меня были надежные – трое с Донбасса и двое ростовчан, причем один бывший вор.
У меня с собой были наган и ППШ, а у хлопцев карабины. Примерно через час лес закончился, мы выехали на рокадную дорогу и увидели стоящий на обочине танк. Это была тридцатьчетверка, с открытым башенным люком из которого слышались звуки разухабистой песни «Три танкиста».
Повозка уже почти миновала ее, когда один из ростовчан заметил здоровенную свинью и несколько металлических канистр, прикрученных тросом к корме машины.
– Ты дывысь, Микола, танкисты гуляють, – завистливо произнес он, – може попросым у хлопцив трохы кабанця?
