поставьте над архивами его. Но помните, мы с вами отныне должны встречаться как можно чаще для корректировки полученных сведений из этого архива. И конечно же послание царя… Тайник на этой реке Растеряевке нужно будет обязательно отыскать!
– Я понял вас, Лев Давидович. Если это всё, то я, пожалуй, пойду.
– Предлагаю выпить ещё коньяку. Ноябрь выдался ужасно холодным…
– Если вы полагаете, что мы заслуживаем этого, то давайте… – Дзержинскому захотелось прогреться, перед тем как выйти на мороз.
– Безусловно, заслуживаем!
На этом диалог с Троцким закончился.
Дзержинский проснулся от свиста чайника и понял, что задремал. Он неторопливо поднялся, поставил стакан в подстаканник, бросил туда заварку и залил кипятком. Затем охватил подстаканник ладонями, чтобы погреть замёрзшие пальцы. В дверь постучали.
– Войдите, – сказал Дзержинский.
– Вызывали, – в дверном проёме появился Яков Петерс.
– Заходи, Яков Христофорович. Присаживайся. Чайку′?
– Не откажусь, Феликс Эдмундович.
Они сели за столом напротив друг друга.
– Вот как ты думаешь, Яков, какая у нас тобой роль в истории? – спросил Дзержинский, дуя на горячий чай.
– Борьба с контрой… К чему ты спрашиваешь?
– Мы с тобой занимаемся одним делом… А ты, вот, помнишь всех расстрелянных?
– Что мне, всякую шваль ещё вспоминать? – Петерс смутился.
– А я думаю, помнить нужно… – Дзержинский пребывал в задумчивости, – В назидание… А ты любил? Кого-нибудь по-настоящему в жизни любил?
– Да что с тобой, Феликс!
– Просто мысли… Ну, так любил? – откровенничать с Петерсом было приятнее, чем с Троцким; тот был более прост, отвечал без задней мысли.
– Любил родителей… Жену люблю и дочь…
– А идею?
– Какую?
– Нашу идею равенства и братства!
– Конечно! О чём речь! Ведь это дело всей моей жизни! Всей нашей жизни!
– Вот… – ответы Петерса заставили Дзержинского задуматься ещё больше, – А стал бы ты доверять человеку, который сам признаётся, что никого никогда в своей жизни не любил?
– Не знаю, смотря, кто он…
– Допустим, он – один из умнейших людей государства, он настоящий революционер, социалист, коммунист, теоретик марксизма… Но он никого никогда не любил…
– Ну… наверное, бы стал.
– А я – нет, Яков! Ты, я, многие похожие на нас – все стали забывать суть… Ради чего была революция? Если мы с тобой сидим в этом ледяном сыром здании, а две трети страны голодает!
– Ты куда-то клонишь?..
– Нет. Просто при следующей чистке, когда ставишь подпись перед расстрелом, вспоминай тех, кого любишь.
– Зачем?
– Чтобы с ума не сойти!
Повисла пауза.
– Ладно, –
