тоже коробила её.
Стрелецкие командиры, сотники и урядники, – все были казнены. По выражению лица Разина, Алёна понимала, что он ждёт того, что кто-то из рядовых стрельцов заступится за них, как некогда заступились за Бердыша. Но никто ничего не сказал в защиту. Тела двадцати стрелецких командиров вскоре болтались в петлях рядом с телом воеводы и его жены.
Наступило время решить, что делать с тремя дочками воеводы. Разин велел отдать их на потеху казакам, которые первыми ворвались в городок. Алёна не выдержала.
– Не дело сиё, атаман! – вмешалась она, – Почём их вина-то? То дивчины ышо! Не виновны оне, пошта воеводскими дочерьми народились!
Разин колебался, видимо, понимая неправоту:
– И що ж ты, Алёна, предложишь? На волю отпущать я их не стану!
– Я церкву тутова видела, пущай тамо по хозяйству подмогают! А аки мы уйдём отсель, сами пущай решають чавой делать!
– Эх, сердце доброе… Да правда твоя! Их вины нема, що оне дщери воеводовы! Быть по-твоему.
Алёна вздохнула с облегчением, чувствуя, что сделала хорошее дело.
– Чавой ты? – спросил Бердыш, – Никак, жалко?
– Жалко… – сухо ответила Алёна.
– А стрельцов, коих резала днесь, не жаль?
– То стрельцы, а то дивчины! – пояснила Алёна, – Не чуешь разницы?
– Нетуть разницы… – ответил Бердыш.
– Аки енто нетуть?
– А вот и нетуть! У ентих нет вины, и у тех нетуть вины! Токмо одне с хером народились, иные нет! Аки один царевичем нарождается, а иной холопом!
Алёна промолчала. Вспомнила проповеди. Только Бердыш словно зашёл с другой стороны, словно эти проповеди перевернул.
– Смекаешь, шта дело доброе содеяла? – не унимался он, – Вот токмо на казаков глянь! Сама ведаешь, охочи оне до женской плоти! Такмо потешились бы тремя дивчинами и добро! А таперича аки оголодают, будуть усех подряд щупать! Не едину хрестьянку попортят! Вот узришь! – Бердыш развернулся и зашагал прочь от Алёны.
«Чавой-то с ним?» – не поняла она, – «Никак обиду содеяла ему!»
На дневном совете с ясаулами Разин пребывал в самом лучшем настроении и постоянно улыбался.
– Ну що, ясаулы, гутарить будете? Исть ли потери средь казачков?
– У Никитки-вола нога прострелена, да, видать, жив будеть! Слыхал исчо един казак руку потерял… А сяк, поди, ни одного не слегло! – отчитался Ус.
– Вот и ладно! Ну, таперича веруете мени? И в силу шолома веруете? А, Михайло?
– Веруем, веруем… – негромко пробубнил Харитонов. Но по нему было видно, что и в колдовство и шлем атамана он не поверил до сих пор.
Сейчас Алёна, стоя у ночного окна, вспоминала всё это. Вспоминала тот день. Вчера она стояла на очередном атамановом суде. Он казнил двух казаков за то, что те снасильничали крестьянскую девку. Казакам привязали в ноги по каменному грузилу
