познали вы силу енту, слово вам даю: возьмём Яицкий городок без крови, да исчо ни единого казачка не потеряем.
– Лады! Атаманово слово, оно аки булат ковано! – оживился Шелудяк.
– Лады, лады! – подхватили Черток и Щурый.
– Я аки и усе! – развёл руками Харитонов.
На этом совет был окончен. После него Алёна первая подошла к Бердышу и спросила:
– А ты чавой молчал?
– Енто аки молчал? – не понял Бердыш.
– Ну, кады атаман про шолом сказывал.
– Эх, – бывший урядник положил ей руку на плечо, – Да чавой вы усе-то! Сказы енто! – он усмехнулся.
– Таково атаман дурит усех? – не поняла Алёна.
– Дурит – не дурит, а атаману молва всяка разна нужна! Вот он таково слово и держит. Един поймёт сяк, иной эдак! Атаман дело знаеть…
– Мы жо ясаулы…
– А уверуют ясаулы – дык уверуют и прочие.
– Ясно, – почти разочаровавшись, вздохнула Алёна, – Токмо усё жо гляжу за ним, и вижу, аки он и заправду от шолома совету ждёт…
– Ты, Алёна, и красна, и строптива, да многого не ведаешь пока, – Бердыш опять улыбнулся, – Усё чавой кажут старики да бабы, тому веры особой не давай! Нетуть чудес на свете!
«Глядишь, и заправду нетуть!» – решила потом Алёна. И в Яицком городке, на зимовке, когда наступила короткая передышка у неё было время обдумать всё, что случилось с ней за последний год. «Истое чудо – енто воля! Степи да просторы, широкая Волга и море, соленые ветра и солнце жаркое!» – понимала она. Вспоминала ты улыбку Николая Бердыша, его прикосновение. «Нетуть ужо, не походит он на прочих, ни на казаков, ни на беглых… Иной он! Особый!» Тут она вспомнила, что тогда он, первый и единственный назвал ей красивой. Вспомнила будто случайно. Не думала об этом, когда перед зеркалом мерила наряды и украшения воеводских дочек. А подумала сейчас, когда глядела в ночь…
Яицкий городок покоился под покровом мрака, как и в ту ночь, когда Алёна вместе с Разиным и десятком лучших бойцов под видом калик перехожих пришла к его воротам. Это был новый дерзкий план атамана. Струги остались в нескольких верстах от стен крепости. Отряд из ста казаков спрятался в ближайшем лесу на другом берегу Чагана. Только Разин уже знал о броде на мелководье совсем недалеко от городка. К концу сентября, после душного лета, даже могучий Яик опускался своими водами на добрый вершок вниз. А уж пересечь Чаган было делом совсем простым.
– Кто тамо колотить? – отозвался грозный голос со стен?
– Калики перехожие, мил человек! – ответил Разин с иной, не свойственной себе, почти жалостливой интонацией.
– До утра никого не велено пущать! – отрезал часовой.
– Господь с тобой, пусти десяток богомольцев! – начала Алёна, – По сараям заночуем, да поутру прочь двинем! Аль сердца у вас каменные, аль злыдни вы, христиан убогих на осенней ночи в стыти да сырости оставлять!
– Да пущай зайдуть! – раздался
