её: «Ну, чавой, дитя, покаятьси время пришло…» Алёна сквозь зубы покаялась, но для себя уже решила, что никогда не простит этой обиды.
Один раз она снова увидела на монастырском дворе тех холопов, что секли её. Они были очень похожи друг на друга, наверняка братья, рослые и плечистые, но очень кроткие. Одного из них подвергали наказанию, та самая барыня, которая недавно высекла на глазах Алёны мальчонку, теперь стегала плетью здоровенного, мужика приклонившегося перед ней на колено. Второй молча стояла рядом.
– Ах ты, пёс! Ах ты, рыло немытое! – причитала боярыня с каждым ударом кнута, – Позорить мени будешь! До смерти бы тябя, нехристь, запороть! Да негоже подворье святое осквернять!
Алёна нашла братьев некоторое время спустя на конюшне. Один возился с сеном в стойле, а второй, которого пороли, сидел, покряхтывая, на полу и тёр свежие рубцы.
– Ну, получил своё? – спросила Алёна.
– А? Чавой? – отозвался стенаемый.
– Чавой-чавой! Аль забыл, аки мени порол! Да и тябя баба била! А ты, мужик, аки мени стегал?
– Да велено мени таково было… – смутился детина.
– Чавой пришла-то? – вышел из стойла второй, – Ступай ужо, молись, а то опять под розги отправять…
– А мени под розги ноне не хочетси! – гордо отрезала Алёна.
– Дык кому жо хочетси?.. – вздохнул сидевший на полу.
– Тябя аки звать-то? Я – Алёна буду.
– Я – Тихон, – пробурчал он, – А брате – Пётр…
– Тссс! – приложила Алёна палец к губам, – А ну, ближе!.. – Двое братьев придвинулись к ней, – А ведомо вам, – Начала она шёпотом, – Шта люд можеть вольно жить, да бояре не властны над ними…
– Дык, енто опосля божьего суда… – начала Тихон.
– Дурень! Енто на земле таково может быть! В соседних краях…
– Да ну? – удивился тот.
– Опасны речи говоришь, сестра, – начал Пётр, он был более молчалив и не казался Алёне таким простаком как Тихон, – Не можно нам про сё толковать… Нашо дело малое… А коль обиду таишь на нас, то прощай, не мы виноватые…
– А кто? Я виноватая? – продолжила напирать Алёна.
– Ну… виноватая, раз настоятельница повелела боярыне нас со двора прислать… Настоятельница, она ить худого не скажет… Она ить…
– …срань собачья! – резко договорила Алёна, и братья отшатнулись от неё.
– Гыть! – Тихон в испуге перекрестился.
– Дурное дело! Ты, сестра да послушница, сквернословишь в монастыре своём… И ышо и про матерь-настоятельницу, – добавил Пётр.
– А мени почём зря бить не дурно?
– Дык, таково жо заведено! – Пётр не унимался.
– Толкую ж тябе! Не везде таково! На вольных землях всё инакше! Вот, Тихон, пошта тябя секли?
– Да енто… Я семь бочонков смастерить должон был для монастыря. А не поспел
