двигаться. Она села возле скалы, точно и правда намеревалась умереть, замерзнуть, но не двинуться с места. Тело пробивал озноб, но в разум пришел губительный покой, донося из памяти отдаленные тонкие мелодии бамбуковой флейты. Их прервал не менее тягучий и печальный голос, что прозвучал почти незнакомо и скорбно:
– Знаете, София, в Эйлисе тоже верят, что смерть – это не конец. В войне льоров полегло столько людей, что думать, будто они просто срослись с землей… невыносимо. Возможно, вы правы: Эйлис болен. Когда-то здесь были и птицы, и леса. Но потом все исчезло из-за нашей затяжной войны.
Чародей признавал ее правоту. И на миг даже сделалось жаль его, захотелось разделить эту вполне искреннюю боль. Софья умела быть милосердной и никогда не отворачивалась, если кто-то просил о помощи. Хотя такое случалось редко, но друзья всегда знали, что их Соня всегда поймет и выслушает, если что-то стряслось. Но при мысли о том, как она попала в этот неприветливый мир, в ней зажглось нечто злое. Она отринула всякую возможность понять врага и отчеканила с аристократической холодностью:
– И кто же виноват в этом, как не вы? Теперь вы намерены рассказывать трагические истории своего мира? В моих глазах вы не становитесь лучше.
– Тогда сгнивай в этом лабиринте, если ты настолько глуха, что не отличаешь ложь от правды! – прорычал льор, да столь яростно, что стены задрожали.
Софья не нашла, что ответить, только порадовалась, что голос больше не будет ей докучать. Если уж льор решил сгноить ее в темном колодце, то от нее и правда мало что зависело. Но если он просто играл с ней? Если так, то где-то должен был обретаться выход. Только где?
Неизвестно, сколько она простояла на камнях, но у нее совершенно замерзли ноги. Еще Софью вновь клонило в сон, не магический, а от холода. Тот самый, смертельный, губительный для всего живого, ломающий волю. Но именно где-то на грани реальности и видений она вспомнила ощущение падения и полета во время экскурсии по башне. Ей тогда почудилось, точно они с льором прыгнули с пола на потолок, а потом все перевернулось.
Софья с робкой надеждой подошла к стене, дотронулась до нее рукой, даже припала ухом. Раз уж привычное восприятие вещей не работало в этом безумном местечке, то последняя попытка спастись не казалась такой уж бредовой.
Она отошла, разбежалась и прыгнула обеими ногами на стену, готовясь пребольно приложиться спиной о камни, но этого не случилось: подошвы приросли к стене. По ощущениям, мир немного перевернулся, теперь корабль нависал с потолка.
«Вот и разгадка!» – обрадовалась Софья, разводя руки, точно крылья, пробуя балансировать ими, но этого не требовалось. Ноги вполне уверенно прошагали все пять метров, руки нащупали в темноте дверь. И из-за нее замерцало слабое сияние.
– Я в кои-то веки не солгал своей будущей пассии. Я рассказал ей… самое сокровенное, даже признал ее правоту. Почти покаялся. А она решила, будто это еще одна уловка! – Раджед порывисто отвернулся от зеркала, которое иногда служило
