style="font-size:15px;"> Она подходит к холодильнику, и я замечаю, как напряжены ее плечи и шея. Я ни разу не слышала, чтобы они с Итаном цапались или хотя бы в чем‐то друг с другом не соглашались. Кажется, сейчас на идеально отполированной поверхности их семейной жизни обнаружилась царапинка. А у сестрицы еще и руки дрожат…
– Ада, у тебя все в порядке?
Я настороженно жду ответа, но сестра упорно продолжает ковыряться в холодильнике, как будто не желая со мной разговаривать. Интересно, насколько часто люди задают Аде такие вопросы, – глядя на нее, в жизни не подумаешь, что у нее хоть что‐нибудь может быть не так. А затем она все‐таки поворачивается и устало смотрит на меня. Не знаю уж, в чем дело – в размолвке с Итаном или в неудачной остроте Руби, – но, кажется, сейчас мне подвернулась возможность наладить наши отношения. Судя по глазам, Ада тоже так подумала.
– Да, – отвечает она преувеличенно бодро, – все замечательно. Прием гостей – дело утомительное, но мне нравится этим заниматься.
Я киваю, огорченная ложью сестры, но, с другой стороны, мне ли ее осуждать?
– А ты как? – спрашивает Ада, подходя ближе, тем же мягким тоном, каким она разговаривала со мной после смерти Ноа. – У тебя все хорошо?
Я благодарна ей за этот вопрос, заданный явно не из пустой вежливости, – пускай мне тоже неизбежно придется солгать. Ведь если я отвечу честно, правда разлетится повсюду: слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Моя жизнь окончательно развалится, и я не уверена, что смогу потом собрать ее по кускам.
– Да, все хорошо, – вру я. – Все просто зашибись как хорошо.
– Вот и славно! – радуется Ада, и я даже слегка огорчаюсь, что она мне поверила. – И… да. – Ее радость гаснет. Пристроив бутылку лимонада на разделочную стойку, сестра задумчиво барабанит пальцами по столешнице. – Не обращай внимания на слова Руби. Если у тебя нет ребенка, это не значит, что ты неполноценная.
– Безусловно. Да и вряд ли она впредь полезет учить меня жизни после сегодняшней вечеринки.
Губы Ады растягивает улыбка.
– У нее было такое лицо, когда ты про вагину с анусом сказала!..
Мы смеемся. Искренне, взахлеб. Ада так хохочет, что у нее краснеют щеки, а глаза начинают слезиться.
Неожиданно мне в голову приходит одна мысль, и я зачем‐то озвучиваю ее:
– Не понимаю, как вообще с ней можно общаться – она иногда такой засранкой бывает…
– А кто не бывает? – возражает Ада. – Руби, конечно, позволяет себе иногда нетактичные замечания, но всегда поддерживает меня. Мы разговариваем обо всем на свете.
Я киваю, хотя, конечно, горько осознавать, что наши отношения с сестрой уже давно перестали быть такими близкими.
– Знаешь, – заявляет Ада, – отрадно видеть, как ты живешь собственной жизнью, занимаешься тем, чем хочешь, и следуешь за своей мечтой.
Я молчу, не зная, как реагировать. Такие эпизоды – большая редкость. Впервые с похорон Ноа ледяная стена между нами подтаивает, и Ада снова напоминает сестру, а не
