идеалам Берлинского физического общества. Эти силы он назвал метапсихологическими, то есть лежащими за пределами психологических явлений. Он уточнял, что хочет «превратить метафизику в метапсихологию»{53}. Иными словами, он хотел заменить философию наукой – наукой о субъективности. Он просил нас не судить его спекулятивные догадки насчет скрытых психических процессов слишком строго:
Это происходит лишь оттого, что мы принуждены оперировать научными терминами, то есть специфическим образным языком психологии (правильнее, глубинной психологии – Tiefenpsychologie). Иначе мы не могли бы вообще описать соответствующие процессы, не могли бы их даже достигнуть. Недостатки нашего описания, вероятно, исчезли бы, если бы психологические термины мы могли заменять физиологическими или химическими терминами{54}.
В первую очередь среди этих новых сил, существование которых Фрейду пришлось допустить, было влечение, которое он считал «психическим представителем раздражений, исходящих из внутренностей тела и проникающих в душу, мерилом работы, которая требуется от психики вследствие ее связи с физическим»{55}.
Введенное Фрейдом понятие влечения, которое он считал источником всей психической энергии, напоминало «жизненную силу» Мюллера, однако оно происходило из потребностей организма. Фрейд описывал каузальные механизмы, посредством которых влечения осознанно осмыслялись как «экономика нервной силы»{56}. Вместе с тем он без смущения признавался, что «совершенно не в состоянии сформировать концепцию…» того, как телесные потребности преобразуются в психическую энергию{57}.
Когда столетие спустя я читал эти слова, то понял, что настала пора заменить психологические термины физиологическими и химическими. Например, движущая сила сновидений, которая была «скрытой» в субъективных отчетах пациентов Фрейда и существование которой поэтому, как считалось, нельзя было опровергнуть, безусловно, стала «явной» благодаря объективным данным, полученным современными физиологическими методами исследования in vivo, недоступными при жизни Фрейда. Рассмотрим, например, снимки на рисунке 3, полученные с помощью ПЭТ{58}; на них ясно видно, что «вожделеющая» ПОИСКОВАЯ система нейронов зажигается во время сновидений, как рождественская елка, тогда как тормозящие префронтальные доли, по сути, выключены. На основании этих данных, когда нас с Хобсоном пригласили к участию в дискуссии о научной достоверности теории сновидений Фрейда на конференции «Наука о сознании» 2006 г., собрание наших коллег проголосовало с результатом 2:1 в пользу того, чтобы снова считать эту теорию жизнеспособной{59}.
При всех своих недостатках психоанализ никогда не отвергал понятие субъективного «я». Оно занимало в нем почетное место, как бы это ни смущало всех остальных представителей нашей науки. Многие коллеги-ученые
Freud (1901), p. 259 (рус. изд.: Фрейд, 1923, с. 228).
Freud (1920), p. 60 (рус. изд.: Фрейд, 1925, с. 105–106).
Freud (1915a), pp. 121–122 (рус. изд.: Фрейд, 1999, с. 123), курсив М. Солмса.
Письмо Флиссу от 25 мая 1895 г.
Freud (1940), p. 197 (рус. изд.: Фрейд, 2017a, с. 3).
Кстати, модератором дискуссии был не кто иной, как Дэвид Чалмерс. Результаты ее аннулировали итог предыдущего голосования 1978 г., имевшего место после доклада Хобсона, в котором он изложил свою теорию активации-синтеза собранию членов Американской психиатрической ассоциации.
