и думает, что может таким образом от меня избавиться! Но в ней растет напряжение – в какой-то момент ей придется взять инициативу на себя».
Шимрод заметил, как подернулись уголки губ Меланкте.
«Она что-то решила, – сказал он себе. – Наиболее эффективный, но наименее изящный выход из положения, с ее точки зрения, заключается в том, чтобы просто встать и выйти – не могу же я последовать за ней в туалет и при этом сохранить какую-то видимость галантности! Что ж, посмотрим! По ее поведению можно будет судить о ее настроении».
Меланкте откинула голову назад, прикрыв глаза, – казалось, она спала. Шимрод встал и прошелся по гостиной. Здесь было немного предметов мебели; странным образом отсутствовали какие-либо личные вещи или сувениры – никаких искусных изделий или редкостей, никаких пергаментных свитков, книг, либрамов или папок с рисунками. На столе у стены в зеленой фаянсовой вазе красовалась дюжина апельсинов; рядом были небрежно разбросаны разноцветные окатыши, найденные в полосе прибоя, – по-видимому, они доставляли Меланкте удовольствие. На полу лежали три мавританских ковра с кричащими синими, черными и красными орнаментами на бледно-бежевом фоне. С потолка свисала тяжелая чугунная люстра. В бронзовой вазе на столике у ног Меланкте торчал букет оранжевых ноготков – скорее всего, замена увядших цветов свежими входила в ежедневные обязанности служанки. По сути дела, заключил Шимрод, помещение казалось необжитым и не позволяло ничего сказать о характере хозяйки.
Меланкте наконец нарушила молчание:
– Как долго ты намерен здесь оставаться?
Шимрод вернулся к столику и сел на стул:
– Сколько угодно – мне положительно нечего делать, и не только днем, но и ночью, если уж на то пошло.
– Время для тебя ничего не значит?
– Ничего не значит? Напротив, время меня чрезвычайно интересует. Если верить галисийским эскам, время подобно пирамиде с тринадцатью гранями. Они верят, что мы стоим на вершине пирамиды и наблюдаем за движением дней, месяцев и лет во всех направлениях. Такова исходная предпосылка тудической пердурики, провозглашенная Тудом, галисийским богом времени с окольцевавшими голову тринадцатью глазами, смотрящими одновременно во все стороны. Зрительное представление об этом божестве, разумеется, имеет чисто символический характер.
– Имеет ли эта доктрина какое-нибудь практическое применение?
– Думаю, что да. Необычные идеи развивают умственные способности и оживляют разговор. Например, раз уж мы обсуждаем тудические предпосылки, тебя может заинтересовать тот факт, что чародеи эсков ежегодно видоизменяют сотню зародышей во чреве матерей, надеясь, что когда-нибудь наконец родится младенец с тринадцатью глазами, окружающими голову через равномерные промежутки на уровне лба, – и по этому признаку они определят, что мир посетило воплощение Туда! До сих пор им не удавалось произвести на свет младенца с более чем девятью глазами;
