форме домой: железнодорожный транспорт был переведен на военное положение. Требовалось спешно строить новые железные дороги – для того же фронта. Из семьи у нас воевали брат матери и мамина сестра: она была военврачом.
Что дали мне родители? Что дала семья? Спрашивая себя об этом, знаете, о чем невольно думаю? Что мои родители и вообще люди, кто перенес весь трагизм этих лет нашей истории, кто удерживал на своих плечах всю ее многотрудную ношу, эти люди не имели возможности реализовать себя так, как им того хотелось. Вероятно, поэтому они избрали своей целью – хотя бы через детей дотянуться до тех ценностей, которые для них самих в подавляющем большинстве так и оказались за семью печатями. Вы же знаете, у нас, русских, есть выражение: «Поднять детей». По-моему, очень емкая метафора. Но я даже так скажу: родители дали нам не только образование. Всей своей жизнью они воспитывали у нас и чувство ответственности – за свои дела, поступки. И, может быть, самое главное, что дали мне мои родители, – сопричастность к человеческим нуждам и к человеческому горю… чувство чужой боли, чужого горя. Нет, ни одно поколение не живет зря на этой грешной земле…
Картинки моего детства лишены цельности. Они как бы рваные. Возможно, одна из причин – бесконечная «перемена мест».
В связи с частыми переездами семьи мне пришлось менять много школ. Это, конечно, создавало определенные трудности. Каждый раз новые учителя, разный уровень преподавания, разные требования, другой школьный коллектив. И – в общем-то неизбежный в подобных случаях повышенный интерес к новичку.
– Вечно новенькая? А не кажется ли Вам, что это следует за Вами и во взрослой жизни? Около двух лет сопровождаю Вас с Михаилом Сергеевичем в официальных поездках и вижу, как исподволь нарастает людское, да и журналистское любопытство к Вам. Не только к Президенту – это уже привычно, – но и к Вам. Когда, избираясь на партийный съезд, он приехал на Второй Московский часовой завод, я слышал, как женщины в белых халатах, сборщицы часов, сгрудившись в цехе, спрашивали, вытягивая шеи: «А Раиса приехала?.. Где она?..» Вы уж извините, что цитирую дословно. У нас ведь, приобретая известность, женщина первым делом теряет отчество.
– И что дальше?
– Я им сказал: нет, Раиса Максимовна не приехала – это ведь встреча по сугубо партийным делам.
– Что же они?
– Были разочарованы.
– Да? А вообще и неизбежный повышенный интерес, и определенное недоверие к новичку сказывались, конечно, и на учебе, и на моем внутреннем состоянии. Все годы детства, отрочества меня сопровождала какая-то внутренняя стесненность, скованность, порой замкнутость. Ведь детский коллектив очень своеобразен.
– Вы полностью преодолели эту стесненность?
– Не знаю. Как не знаю и того, следует ли ее преодолевать «полностью». Но положение «вечно новенькой» одновременно формировало и контактность:
