«О началах» (De principiis, 220–230) предположил, что Господь вечно творит миры один за другим, каждый из которых появляется после гибели предшествующего (циклический апокатастасис). Впрочем, даже такая компромиссная позиция вызвала гнев отцов церкви: учение Оригена было объявлено еретическим ещё при его жизни, а позднее, в 543 году, византийский император Юстиниан издал эдикт, в котором осуждал Оригена Александрийского и всех, кто поддерживает «оригенизм».
Официальную позицию христианских идеологов по вопросу множественности миров сформулировал другой известный богослов – Аврелий Августин Иппонийский (Блаженный), епископ Гиппона Царского в Нумидии, написавший трактат «О граде Божьем против язычников» (De Civitate Dei contra paganos, 413–427), в котором резко критиковал атомистические взгляды, обосновывая свою позицию тем, что они явным образом расходятся со Священным Писанием: «Не может обманывать то Писание, которое удостоверяет действительность рассказываемых им событий прошлого исполнением на деле его предсказаний». Причём Августин отрицал существование не только каких-то других миров, но даже антиподов, то есть обитателей другого полушария, поскольку они, по его мнению, не выжили бы во время Потопа. При этом он не мог обойти проблему всемогущества и нашёл ей решение в разделении Бога и Вселенной: Господь находится вне времени и пространства, в момент Творения он изменил логику своего бытия, прервал вечность, наполнил её определённый отрезок конкретным содержанием, выражающимся через изменения в известном нам мире. При этом сам Бог остался вне процесса изменений, ведь – в силу его неземного совершенства – ему незачем меняться, а когда мир придёт к неизбежному концу, время снова исчезнет и наступит вечность в её абсолютной форме.
Однако накапливаемые в монастырских библиотеках сведения о других странах и народах пошатнули теорию Августина Блаженного если не в части множественности миров, то в части многообразия разумных существ. Мореплаватели, среди которых попадались священники-миссионеры, возвращаясь из дальних странствий, рассказывали поразительные истории, которые тут же превращались в легенды. Например, с античности широко обсуждался вопрос о кинокефалах (киноцефалах, псоглавцах, песиголовцах) – людях с собачьими головами, которые живут где-то на краю света, носят одежду, строят жилища, но разговаривают исключительно лаем, как обычные псы. Поскольку многие источники свидетельствовали о том, что кинокефалы реальны, для средневековых мыслителей стало проблемой, куда отнести их в космологической иерархии: к животным, людям или демонам.
Её взялся разрешить франкский монах-богослов Ратрамн из Корби, живший в IX веке: он пришёл к выводу, что поскольку кинокефалы носят одежду, а в их сообществе есть закон, то они тоже люди, потомки Адама, и могут претендовать на спасение души.
Языческие предания и народная мифология исподволь меняли мировоззрение европейских христиан, размывая твёрдость догматов. В хрониках постоянно появлялись записи
