картина искореженных войной людских тел и душ. Связанные между собой рассказы Ла Мотт основаны на ее собственных наблюдениях во время работы во французском полевом госпитале в Бельгии, расположенном в опасной близости от линии фронта. В одном из них она объясняет: «Конечно, довольно найдется людей, чтобы рассказать вам о благородной стороне войны, о ее героизме, величии. Я же должна написать о том, что видела, о другой стороне, о том, что остается „на отливе“»[1](74)[2].
Пациенты, которых описывает Ла Мотт, одновременно гротескны и жалки. Один медленно умирает от газовой гангрены, другой страдает сифилисом, а третий без конца хнычет, потому что очень не хочет умирать. Она пишет о десятилетнем бельгийском мальчике, которому попал в живот осколок немецкого артиллерийского снаряда. Его в явном раздражении оперирует хирург-француз, при этом сидящая тут же родная мать несчастного с нетерпением ждет конца, «слушая вопли и стенания» умирающего.
Ла Мотт создает портреты самых разных пациентов, чьи судьбы пересекаются в полевом госпитале. Она описывает докторов-карьеристов, изнуренных медсестер и ленивых санитаров, которые ухаживают за искалеченными войной пациентами. Она рассказывает о местных женщинах и девочках-подростках, которые продаются солдатам и хирургам. Описывает напыщенных отутюженных генералов, которые приезжают, чтобы повесить на «перебинтованные груды плоти… которые когда-то были мужчинами» (62), ненужные медали.
На протяжении всей книги Ла Мотт мастерски подчеркивает бессмысленность войны и страданий тех, кто попал в ее жернова. Смело отметая застывшие условности военной прозы, она изобретает новый способ описания распада человечности, свидетельницей которого она стала. Отличительная особенность ее тона – отстраненность. Она пишет короткими предложениями. Ее описания безжалостны, а порой и ужасающи. Она рассказывает об операциях – как в буквальном, так и в переносном смысле – военного госпиталя, приправляя свои рассказы едким чувством юмора. Как заметил один читатель: «Горькая ирония, которая пронизывает книгу, красноречиво свидетельствует о ненависти автора к войне»[3].
Книга вышла одновременно в Нью-Йорке и в Лондоне, но ей не удалось избежать цензуры. В воюющих Англии и Франции она была запрещена немедленно, а в Америке свободно продавалась почти два года, получив широкое признание как поразительный и непревзойденный образец антивоенной литературы и выдержав несколько переизданий. Но в конце лета 1918 года ее запретили и в США как «подрывающую моральный дух». За исключением неудачного переиздания книги в конце 1919 года и нового, едва ли замеченного издания 1934 года, «На отливе войны» почти на век пропала из публичного пространства[4].
Пришло время восстановить в правах этот утерянный классический текст и утвердить его в качестве основополагающего образца военной прозы. «На отливе войны» – удивительная книга, даже если оставить в стороне ее литературную ценность. Это одна из первых антивоенных книг, посвященных Первой мировой войне; она вышла на десять с лишним лет раньше классических романов, таких как «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка (1929) и «Прощай, оружие» Эрнеста Хемингуэя (также 1929). Она написана женщиной, которая рассказывает в ней о собственном опыте, и появилась еще до того, как США вступили в войну. И наконец, это одна из немногих американских книг эпохи Первой мировой войны, которые были запрещены.
На отливе войны
Мэри Борден-Тёрнер «Маленькой начальнице», которой я обязана своим опытом в зоне боевых действий
Мобильный хирургический госпиталь № 1, полевой госпиталь в Росбрюгге, Бельгия
Палата полевого госпиталя в Росбрюгге, Бельгия
Открытки военного времени из частной коллекции
Предисловие
Эту войну описывали как «месяцы скуки, приправленные мгновениями сильнейшего страха». Автор этих заметок пережила много «месяцев скуки» во французском военно-полевом госпитале в Бельгии[5], в десяти километрах от линии фронта. В течение всех этих месяцев фронт застыл на мертвой точке и не двигался. Конечно, на всем протяжении фронта шли боевые действия, а «мгновения сильнейшего страха» породили немало славных подвигов, образцов храбрости, преданности и благородства. Но когда бои затихают, наступает застой, и он безобразен. Много неприглядного всплывает при шевелении могучих, пришедших в волнение сил. Мы переживаем новую фазу эволюции человечества, фазу Войны, – и это постепенное движение поднимает со дна всякую муть – это и есть «отлив войны». И он уродлив. В пене этого отлива барахтается множество жизней. Поток сметает их своим движением, и они всплывают на поверхность, оторванные от привычного окружения, там мы и замечаем их – слабых, омерзительных, отталкивающих. После войны они снова сольются и образуют состояние,
Ла Мотт также опубликовала несколько эссе о своем опыте военной медсестры. Эссе «Американская медсестра в Париже» вышло в июле 1915 г. в
Все цитаты из книги Ла Мотт приводятся во Введении и Послесловии с указанием страниц настоящего издания.
List of New Books // Athenaeum. 1919. Dec. 26. № 1411.
Среди исследователей, гораздо более малочисленных, чем обычные читатели, «На отливе войны» долго оставалась неизвестной. Двадцать лет назад было трудно найти по ней какую-нибудь стипендиальную программу. Этот пробел стал заполняться свежими работами:
В период между июнем 1915 и июнем 1916 г. Ла Мотт провела несколько долгих смен как медсестра-волонтер в Hôpital Chirurgical Mobile No. 1 – передвижном французском госпитале на Западном фронте, расположенном недалеко от бельгийской деревни Росбрюгге.
