нравится?
– Потому что она в тюрьме и пытается выбраться.
Для молодой учительницы в словах девочки нет смысла, поэтому она пытается снова:
– Когда ты впервые увидела эту женщину?
– Когда мистер Тарквиний пришел в класс. Она, кстати, ему тоже не нравится.
– Почему?
– Она хочет навредить мистеру Тарквинию. Хочет навредить мне. Навредить всем. Но у нее не получается, ведь она все еще в тюрьме.
– Сандра, – начинает молодая женщина, но делает паузу в попытке сформулировать вопрос правильно. – Сандра, где находится эта тюрьма?
Девочка смотрит на нее ярко-зелеными глазами.
– Мистер Тарквиний, – отвечает она. – Мистер Тарквиний и есть тюрьма.
– Давай немного поговорим о том времени, когда ты был моложе, Тарквиний, – говорит психотерапевт. – Что ты помнишь о своем детстве?
– Немного. Хотя папа часто рассказывал мне о том времени, когда я был маленьким. Например, однажды я чуть не свалился в канализационный люк, а еще у меня была собака по кличке Скраффи. Но я ничего не помню, как будто все это происходило с кем-то другим, а не со мной. Это странно, ведь я должен был запомнить хотя бы собаку.
– Какое самое раннее воспоминание приходит тебе на ум?
Еще одна пауза.
– Мама, – произносит Тарк тихо и смущенно. – Помню, как она пела мне перед сном.
– Колыбельную?
– Я не знаю названия песни. – Мальчик напевает, и мелодия получается странной, навязчивой.
Сто сорок три, сто сорок четыре.
– Боюсь, эта песня мне не знакома, – признается мисс Кресуэлл, которая специализируется на уходе за детьми и знает наизусть ровно сто тридцать колыбельных.
– Это первое, что я помню, – повторяет Тарк. – А потом моей маме пришлось… Что ж, она слетела с катушек, уж простите за формулировку. Папа определил ее в лечебницу Ремни. И вскоре после того, как ее забрали, я начал видеть эту… это.
– Понимаю, – отзывается психотерапевт. Хотя это тоже ложь; на самом деле она ничего не понимает.
– Ваш сын – весьма сообразительный мальчик, – говорит она его отцу, когда сеанс заканчивается. Тарк листает небольшую стопку журналов, в то время как Дуг и мисс Кресуэлл тихо переговариваются за дверью. – Намного умнее среднестатистического подростка своего возраста, но свою сообразительность он склонен выражать с помощью сарказма и насмешки. Это лучше, чем другие известные мне формы бунта, но все же мне не хотелось бы это поощрять. Он также страдает от очень глубокого психоза, напоминающего посттравматическое стрессовое расстройство.
– Это из-за смерти Маккинли? – обеспокоенно спрашивает отец.
– Маловероятно. Его галлюцинации не имеют ничего общего с воспоминаниями о случившемся, что озадачивает. Полагаю, это может быть связано с чувством покинутости, которое появилось из-за ухода его матери. Хотя даже в данном случае симптомы довольно своеобразны. Насколько я могу судить, он не проявляет
