воспитанниц по успеваемости, все ахнули: «необразованная дикарка» Оливия Каремера оказалась в первой пятерке, с самым высоким в классе баллом по французскому. Даже английский подтянула, хотя это и стоило ей немалого труда.
Английской речи в Руанде практически не было слышно – разве что в Кигали, среди беженцев-мусульман, которые скитались в поисках лучшей доли. Отец с братом переходили на английский во время острых перепалок, когда им не хотелось посвящать мать в суть спора. Оливия первые английские слова выучила по книжкам с яркими картинками, которые отец привозил из поездок на научные конференции за рубежом. А французский, наравне с народным киньяруанда, всюду был в ходу еще с колонизаторских времен. Объясняться на киньяруанда непросто: речь руандийцев изобилует старинными поговорками и выражениями, относящимися к незапамятным временам. Простые слова, складываясь в предложения, внезапно обретают совсем иной смысл. Старая Элоди говорила, что киньяруанда создан для гимнов и песнопений, торжественных и прекрасных, как пылающее закатное небо. Но когда однажды Лаура из любопытства спросила у Оливии, как будет звучать на ее родном языке какая-то фраза, та лишь беззвучно пошевелила губами, не в силах выдавить ни звука, – горло сжало стальными обручами. Киньяруанда стал проклятым языком. Языком ее ночных кошмаров.
Заняв свое место за последней партой, Оливия оглянулась. Кажется, из-за разговора с директором она пропустила половину урока. Девочки в классе по цепочке зачитывали на английском фрагменты из «Ифигении» Расина для обратного перевода на язык подлинника – французский. Оливия перечитывала трагедию столько раз, что помнила текст почти наизусть. Стараясь не шуршать оберточной бумагой, она осторожно распечатала подарочный сверток и достала блокнот. Зеленый переплет, линованные листы благородного оттенка слоновой кости. Даже замочек с крошечным ключом. Она снова оглянулась по сторонам, но все одноклассницы были заняты заковыристым текстом.
Оливия твердым, округлым почерком вывела на форзаце свое имя, перелистнула и провела ребром ладони по сгибу. Ее рука в нерешительности зависла над листом. А затем буквы сложились в слова.
«Я точно помню день, когда была абсолютно, безоговорочно счастлива. 6 марта 1994 года. Мне исполнилось двенадцать. И я ела крокодила – в первый и, наверное, в последний раз в жизни. Танцевала так, что отбила пятки. И все были живы. И смеялись. А потом был ливень, похожий на библейский потоп».
Растревоженные воспоминания теснились, затуманивали взгляд, как ил, поднятый со дна медленной реки. Тем утром она проснулась, предвкушая день, полный веселья, сладостей и подарков. К тому же Марк твердо пообещал, что не пропустит празднования дня рождения младшей сестры. Так что даже напророченный в прогнозе погоды ливень не грозил испортить настроение – тем более что на небе не было ни облачка.
Когда полуденная жара спа́ла, в саду, прямо под раскидистыми кронами,
