честно, с таким лицом её пришлось бы сильно фотошопить, – бормочет она. – Нафига ты это притащил в дом?– С каким лицом? – лениво уточняю я.
– Кривым и перекошенным, – Лера с явным неудовольствием разглядывает картину.
Вздыхаю. Да, она тоже не увидела того, что я. Теперь нужно восстанавливать это видение в памяти, иначе я действительно просто трачу время.
– Понимаешь, она идеал.
– Чего?!
На лице Леры столько непонимания, что я начинаю быстро объясняться.
– Красота, женская, имеется в виду, понятие очень субъективное. Кому-то нравятся худые, кому полные, светловолосые, темные, рыжие, смуглые, бледные. Любая женщина стоит в центре между теми, кто будет её красивее, или же некрасивее, но эта… она абсолютный идеал.
Я подхожу к картине вплотную и оборачиваюсь на Леру, чей взгляд не выражает ничего доброго.
– Зая, ты слепой?
– Наоборот! Я увидел в ней то, чего не видит никто. Я увидел и очень хочу вернуть ей первозданный вид, чтобы другие тоже увидели. Чтобы и ты увидела. Это сложно описать словами.
Лера молчит. Хлопает длинными, наращенными ресницами.
– Ты заказ доделал?
Несколько моделек для компьютерной игры. Морщусь.
– Уже отослал. Приняли. Гонорар вышлют в понедельник.
– Хорошо. Тогда… можешь продолжать, что ты там делаешь, – Лера морщит носик, явно пытаясь подобрать слова, а я расплываюсь в улыбке.
Насколько же она милая, когда так крепко задумывается. Я обожаю наблюдать за её эмоциями, чувствами, как они отражаются на её лице, как на мониторе. Ничего не скрыть.
И она сама не представляет, какой бывает удивительно, умопомрачительно хорошенькой. Именно тогда, когда не пытается быть таковой.
Да, девушка из картины – идеал женской красоты. Но Лера больше чем идеал. Для меня Лера – всё.
Всё что осталось в моей жизни, после помешательства и гибели матери, после убийства отца в 90-ые. После смерти тётки, от которой мне и достался этот маленький дом на две комнаты и подвал. У меня осталась только Лера.
– Пошли есть, Микеланджело. Я кое-что купила, – бурчит она.
Я провожаю взглядом свою девушку, оглядываюсь на картину, киваю, будто прощаясь с ней, и иду за Лерой.
Мы поднимаемся по скрипучей лестнице, я держусь за перила, понимая, что, рано или поздно, моя нога явно провалится в одну из ступенек.
Лера подходит к окну и открывает его. Под лай соседской собаки, она начинает разбирать небольшой пакет из супермаркета. Я же прислоняюсь к стене и бормочу:
– То, что я увидел в ней, Лер, вызовет у тебя синдром Стендаля, когда ты тоже увидишь.
– Чего?
– Ну, это такой эффект подавленного состояния, когда ты видишь нечто настолько превосходное, что оно тебя опустошает. Я думаю, на это не меньше месяца уйдет, но…
– Месяц, – фыркает Лера. – А мне неделю всего ждать, до красоты.
– Ждать
