портретами. Оба были выполнены в достаточно темных тонах и не отличались прорисовкой деталей. Мать с сыном уселись на стулья. Вскоре из внутреннего помещения вышел юноша приятной наружности. В руках он держал поднос с вином и сладкими хлебцами. Выставив угощение на стол, юноша застенчиво улыбнулся и исчез.
– Леонардо очень талантлив, – сказала Мария.
– Верю тебе на слово, madre. Я плохо разбираюсь в искусстве.
Дальнейшая жизнь виделась Эцио в не слишком радужных тонах. Он вынужден будет пойти по отцовским стопам. Но глубоко внутри его обитал неукротимый дух бунтаря и искателя приключений. То и другое никак не соответствовало образу жизни флорентийского финансиста. Как и старший брат, Эцио считал себя человеком действия, далеким от мира художников и ценителей искусства.
– Чтобы понимать жизнь и наслаждаться ею сполна, человеку крайне необходимо самовыражение, – сказала Мария, внимательно глядя на сына. – Тебе, дорогой, оно тоже бы не помешало.
Слова матери задели его самолюбие.
– У меня с ним проблем нет, – ответил Эцио.
– Я не имела в виду уличные драки или сомнительных девиц, – сухо пояснила Мария.
– Мама!
Мария невозмутимо пожала плечами:
– Тебе было бы очень полезно подружиться с таким человеком, как Леонардо. Уверена, его ждет большое будущее.
Эцио с сомнением обвел глазами хаос, царивший в мастерской:
– Что-то слабо верится.
– Оставь свои колкости при себе!
Их разговор был прерван возвращением Леонардо с двумя какими-то ящиками, один из которых он опустил на пол.
– Вы поможете мне отнести картины к вам домой? – спросил он Эцио. – Я мог бы попросить Аньоло, но ему нужно сторожить мастерскую. И потом, боюсь, бедняга не настолько силен.
Эцио нагнулся и поднял ящик. Тот оказался на удивление тяжелым.
– Осторожнее! – крикнул Леонардо. – Полотна, которые там лежат, требуют бережного обращения. К тому же ваша матушка заплатила мне за них немалые деньги!
– Идемте, – заторопила их Мария. – Мне не терпится увидеть эти картины на стенах нашего дома. Я уже и место для них присмотрела. Думаю, вы одобрите мой выбор, – добавила она, обращаясь к Леонардо.
Последняя фраза матери немного задела Эцио. Неужели этот молодой, никому не известный художник достоин такого почтения?
Пока они шли, да Винчи развлекал их разговорами, и спустя какое-то время Эцио нехотя признался себе, что подпал под обаяние художника. Но вместе с тем в Леонардо было что-то… настораживающее, что ли? Может, юношу задевала некоторая холодность нового знакомого? Чувство отстраненности от других? Возможно, это и было «витание в облаках», свойственное, как считалось, большинству художников.
– Позвольте узнать, Эцио, чем вы занимаетесь? – поинтересовался художник.
– Помогает
