знаменитую лингвистическую шутку, которую рассказывают всем изучающим этот язык: «За песчаной косой лопоухий косой пал под острой косой косой бабы с косой». Поэтому я как можно небрежнее, как бы между прочим, спросил у Ариты, убиравшей со стола:
– А что такое «сглазить»?
Она засмеялась.
– Ни, с чего это ты заинтересовался бабскими забавами?
– Да вот про Прозерпину вспомнили…
– Ты давай не увиливай. – Арита согнала с лица улыбку. – Что ты решил с Евгением? Человек мало того что все потерял, так еще и по лицу получил, и от кого? От того, кто обещал ему помочь!
– Ничего я ему не обещал… – пробормотал я, но больше для самоуспокоения.
– Обещал, обещал, – закивала Арита. – И вообще – все мы в ответе за тех, кого приручили.
– Это тоже русская поговорка?
– Это Антуан де Сент-Экзюпери.
– Философ?
– Французский летчик. Погиб во время боевого вылета над Средиземным морем в конце Второй мировой войны.
Я допил чай, поставил чашку в раковину, поцеловал Ариту в затылок.
– Спасибо, милая. Все было очень вкусно.
– Ты поговоришь с ним? – Арита повернулась, посмотрела мне в глаза. – Ни?
Я пожал плечами.
– Только не сейчас. Я же тоже не железный. Немного успокоюсь – тогда.
– Ты – железный, – убежденно сказала Арита. – Железный дровосек.
Я промолчал. За окном внизу светофор на перекрестке переключился с зеленого на красный свет.
Весь следующий день я размышлял над словами Ариты. В чем-то – или даже во всем, хотя мне и было нелегко это признать, – она была права. А я – нет. Но прежде, чем говорить с Евгением, мне требовалось кое-что выяснить. И после обеда, ближе к четырем, узнав, что Людмилы Петровны нет в офисе – она работала через день, – я сообщил секретарше, что поехал в посольство, а сам отправился к Прозерпине в салон.
Меня встретила помощница, опрятная старушка в халатике, платочке и войлочных тапочках.
– Вы по записи? – спросила она.
– Я… старый знакомый Людмилы Петровны.
– А, так вы повторно? – Старушка кольнула меня острым взглядом маленьких глазок.
– Д-да… Конечно, повторно.
– Проходите в салон.
Впрочем, «салон» – это было громко сказано. «Ясновидящая Прозерпина», как было написано в ее визитке, принимала на дому, переоборудовав одну из двух комнат своей небольшой квартиры под логово волшебницы-шаманки.
Именно эта ассоциация – «логово волшебницы» – возникла у меня, когда я очутился в затемненном, мрачноватом помещении. В бронзовых канделябрах горели свечи, пахло травами, ароматическими маслами и почему-то корицей. На полках лежали диковинные предметы: рог горного козла, большой хрустальный шар, старинные ключи, карты Таро, человеческий череп, пучки сухих трав, корни и полированные
