тебя не выжали эти родители.
– Читал, что это началось из-за родителей Лизы… Про них речь или про всех?
– И про всех, и про них. Они к нам часто заглядывают. Всё требуют правды. А какую правду мы можем дать, если сами не знаем, в чём дело? Каверзный вопрос.
Звонок на урок, шаги ускорились, голоса утихли.
– Покажу я, что ли, как работать с программой. Подсаживайся поближе, а то на два фронта неудобно работать.
Тамарочка показала интерфейс, рассказала про кнопки, назначения, как с чем работать. Сложного было мало. Они договорились, что Герман придёт завтра, а на сегодня они заканчивают знакомство с обменом телефонов для поддержания связи. На три дня. Потом телефон Тамарочки можно смело удалять – сама так сказала, но Герман переубедил. Вдруг помощь понадобится? О ком-то что-то узнать? Такие номера нужно держать под пальцем, слишком много значат.
Тамарочка даже улыбки не удостоила, благосклонно опустила голову и согласилась, держа на губах «извини, Лёша». Извини, Герман.
Она чувствовала себя виноватой, уходя с поля боя. Думала, что оставляет всех своих: и деток, и взрослых коллег. Для неё это тоже было непростое решение, но это было лучшее решение для того, чтобы сохранить себя и не повторить участь тех четверых. Она бы не смогла такое выдержать. Она не могла. Улыбка была лишь одной из трещин, вся ваза была уже ими покрыта. Достаточно прикосновения – и она развалится, и собрать её не сможет никто. Тамарочка себе такой участи не желала. И правильно сделала, иначе бы сгорела с концами, и спасать уже надо было бы её.
Герман вернулся домой, в свою маленькую студию. Лофт-студию, как они называли её со Светой. Красные кирпичи с одной стороны и белые – с другой. Минимализм в интерьере, практичное отсутствие лишних деталей, которые при переезде остались в коробках, заняв место в зеркальных шкафах.
Света ещё была на смене, поэтому Герман занялся мелкой уборкой, а ближе ко времени её приезда приготовил поздний обед – ранний ужин.
– Привет! – крикнула она с порога, снимая с себя белый пуховик. Герман забрал её рюкзак и целовал в висок. – Как у тебя прошло? – Она погладила его холодной рукой по спине.
– Меня взяли.
– Как здорово! – выдохнула с заметным облегчением. – Я думала, придётся сложнее. – Она стянула с себя дутые валенки и оставила их на половике, чтобы снег не стаял на другую обувь. – Сейчас. – Она чмокнула Германа в щёку и скрылась в ванной.
Помыв руки и переодевшись в домашнее, села за стол.
– Там, правда, всё хорошо? – уточнила она.
– Ты знаешь, что там не всё хорошо.
– Ну да… – Склонила голову. – Я про другое. Что тебе дали это место… Что ты им подходишь. Ты только сам не напрягайся, а то я знаю, как ты любишь! Потом из кабинета тебя не вытащишь, и это мне придётся за тобой ездить. А знаешь, зимой несильно хочется!
– Да я понял, понял, – безобидно рассмеялся Герман, – постараюсь следить за собой тоже.
– Ты в первую очередь должен следить за
