общем, смотрел Златан Удалович, слушал, да на ус мотал. Силен воевода и мудр. И прав, что дочь отослать желает. Трудно из его рук власть и силу забрать, но Старость и Дряхлость не дремлют – за всяким придут в свой час.
Подмерз Златан и уже собрался в натопленный покойчик вернуться, а то и на кухню за кружкой сбитня заглянуть, как у ворот лихой посвист раздался, и все, кто был во дворе, оживились. Передумал гонец уходить. На месте остался да глаза прищурил – чтобы лучше разглядеть, что там у ворот такое творится.
Да ничего особенного не творилось. Влетел конь тонконогий, изящный, да злой. На дыбы встал, всхрапнул да к самому крыльцу подобрался. Если б на княжьем дворе такое случилось во время княжьего суда – и коня, и всадника уже б стрелой сняли. А тут стоят все, смотрят да улыбаются.
Всадник маленький, легонький, в ярко-красной бурке[1], подбитой черной лисой, да в полушубке, крытом алым же сукном. Штаны синие, бархатные, да сапоги алого сафьяна. Всем бы ладный молодец, да когда спешился – ахнул едва слышно Златан Удалович – коса русая поверх плеча легла!
– Батюшка! – радостной птицей вскрикнула девица и бросилась к воеводе обниматься.
А вокруг никто девице не указывает, все ею любуются да одобряют. И воевода сам встал, приобнял дочь да спросил чего-то. Выпуталась девица из объятий отцовых, метнулась к жеребцу, сняла суму, вытряхнула, и опять Златан удивился – рябчиков да тетеревов девица набила. И как только в таком ярком наряде в лесу скрыться умудрилась?
Между тем добычу по жесту воеводы унесли на кухню, коня увели в конюшню, а девицу Бус Доброгорович рядом посадил – ей креслице малое вынесли. Тут уж гонцу любопытно стало, и он совсем близко подобрался, чтобы послушать.
Рядились два брата за отцовское наследство – удобное место для рыбного лова.
Это только посадскому человеку кажется, будто реки да леса сами по себе живут. Не так. Всюду, где люди – все поделено. Бабы ягодники да грибные поляны берегут, мужики – ловы да тропы звериные, на которых удобно силки ставить.
Вот и не поделили два родных брата отцовскую деляну. Отец застарел, заслабел, на реку сам не выходит.
– Живете вместе ли? – спросил воевода двух справных мужичков в тулупах, кой-где промазанных рыбной слизью, да чешуей присохшей сверкающих.
– На одном дворе, – ответил старший. – Моему семейству домок поставили, а брательник отца досматривает в его доме.
– А дети есть ли? Помогают?
Златан прищурился – мужикам-то уж к тридцати, значит, детям лет десять-двенадцать, а то и побольше, коли в родительский дом жен вели.
– У меня девки одни, – прогудел старший. – Пятерых бог дал! А у меньшого три сына! Большие уже! Помогают!
Тут-то и ясно стало, почему поделить не могут. Старший большую семью кормит один, младший вчетвером угодья вычерпывает быстро. Вот и получается: одному густо, другому – пусто. А кормят равное количество ртов.
Бурк (бурка) – плотно облегающая голову круглая шапка, чаще всего из меха лисицы.
