Брайтон.
– Что – то знакомое. Ты где – то выступаешь? Пела ли с оркестром, когда – либо? – этот наглец вновь, прищурившись, ухмыляется.
– Нет, с оркестром я никогда не выступала. Я являюсь лидирующей солисткой в театре Джеймса Бродуэя. Иногда подрабатываю в джазовых барах.
– У Джеймса значит!
Мужчина делает шаг назад, не стесняясь рассматривает тебя с ног до головы. Затем делает большой глоток напитка из своего стакана.
– Так это ты его Пташка?
– Да, вы совершенно правы. Это моё сценическое имя.
Всё это время за вами пристально наблюдает пара глаз с первого ряда.
– Стивен, что происходит? Кто эта девушка? Вы знакомы?
– Никто! Забудь о ней!
Ты чувствуешь, как спирает твоё дыхание! Никто?! Как он смеет так говорить!
Наглец спускается со сцены к режиссёру, и они начинают что – то бурно обсуждать. До вас доносятся некоторые из фраз.
– Нет, Стивен! Мы должны пропустить её в следующий этап! У неё лучший голос из всех, что мы слышали. Ты не можешь этого отрицать.
Режиссёр будто бы заступался за кого – то.
Невоспитанный грубиян, который стал мрачнее тучи, с видимым недовольством присаживается на кресло первого ряда.
– Эй, Пташка! Спой нам что – нибудь! Ты можешь пригласить нашего пианиста или саксофониста, всех тех, кто тебе нужен. Покажи нам, на что ты способна.
Как же ты не любишь, когда тобой командуют и пренебрежительно разговаривают. Но тебе нужна эта работа. Иначе ты никогда не выберешься из своих долгов.
– Я хочу услышать от вас, ваше любимое произведение. Вы не против, Роджер?
– Не возражаю.
Режиссёр делает кивок головой, будто бы разрешая тебе начинать.
Ты вновь не чувствуешь своих ног, тебе становится не по себе. Ещё раз, целую песню, на сцене Balliard.
Объяснив пианисту какое произведение ты будешь исполнять, делаешь глубокий вдох – выдох, подаёшь знак рукой для начала.
Стивен останавливает вас на середине произведения.
– Достаточно! Мы всё услышали. Девушки … номера восемьдесят четыре и восемьдесят семь проходят дальше. Со всеми остальными мы прощаемся.
– Стивен! Что ты делаешь?!
Вскинув руки, режиссёр с удивлением обращается к своему напарнику, но тот не желая разговаривать, лишь отмахивается от него.
– Я всё сказал! Номера восемьдесят четыре и восемьдесят семь.
Быстро покинув театр, ты даже выбегаешь из него, желая поскорее добраться до дома. Ноги несут тебя по холодному Чикаго так быстро, что ты не чувствуешь ни пронзительного холода, ни ледяного ветра. Такого чувства стыда ты не испытывала давно. Не успев даже открыть дверь своей квартиры, слёзы градом текут по твоему лицу.
Приведя себя в порядок, ты переодеваешься и направляешься в театр. На входе
