украшения?
– Украшения Екатерины II? – княгиня Александра оживилась. – Как их не помнить! Бриллиантовая диадема, великолепная корона, ожерелье…
– А серьги! – напомнила Елизавета Феодоровна. – Какие они были тяжелые! Приходилось прикреплять их золотой проволокой!
– А в туфлю положили золотую монету на счастье!
– Верно. Ну разве такое можно забыть? А платье? Вспомни-ка, Саша! Оно было сшито из серебряной парчи. Я так удивилась, что нельзя самой выбрать подвенечный наряд. Он уже был приготовлен императрицей. Я бы отказалась от мантии со шлейфом…
– Она была оторочена горностаем. Понравилась мне необычайно! Я, королевна греческая, впервые почувствовала себя действительно царственной особой.
– А я так была поражена этой пышностью, величием, что сердце обмирало, куда-то падало… Мы в Дармштадте жили скромно. Мама воспитывала нас по строгим английским правилам.
– А тут огромные залы, зеркала в золотой оправе, огромные окна и такой поразительный вид на Неву, на линию дворцов…
– Северная Пальмира! – значительно сказал Сергей Михайлович. – Второго такого города нет нигде в мире.
– Знаете, я где-то прочел, – князь Павел хихикнул в кулак, – что когда к Екатерине II привезли невестку и ввели в тронный зал, она, ослепленная величьем дворца, упала на колени и на четвереньках поползла к императрице…
– Ну, это из серии исторических анекдотов, – князь Константин одобрительно кивнул, когда перед ним поставили на стол обещанных бекасов. – Когда я писал драму «Царь Иудейский», знаете, сколько всего начитался…
– Драма очень хороша, – князь Сергей Михайлович тоже кивнул одобрительно, вдыхая ароматы блюда с птицей. – И сам ты играл замечательно Иосифа Аримафейского, я хорошо запомнил…
– Сережа, а ты помнишь, когда после Петербурга мы приехали в Москву и ты повез меня в Троице-Сергиеву лавру? И вот там, у раки преподобного Сергия – вот где я встала на колени. Я еще не знала, как он велик и благодатен и что значит для России, но как-то так получилось, что я вдруг оказалась на коленях. И почему-то слезы сами собой увлажнили глаза…
– А меня поразил Успенский собор в Кремле, – сказала княгиня Александра.
– И после всего этого великолепия и пышности, после всех этих бесконечных приемов так удивительно и радостно было оказаться здесь, в Ильинском! – глаза Елизаветы Феодоровны лучились, от них исходил свет, и нельзя было не любоваться ей. – Простой деревянный дом, березовая аллея и сад…
– Настоящая русская усадьба, – подтвердил князь Константин. – Как раз то самое дворянское гнездо, которое так хорошо описал Иван Тургенев. Я, знаете, однажды слегка перефразировал Ивана Сергеевича: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, ты одна мне поддержка и опора – вера моя православная. Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя думать, чтобы такая вера не была дана великому народу».
– Хорошо,
