была наглухо закрыта не только для матери. В классе ее не любили. Нет, воспоминания о классе, хоть она и окончила гимназию с отличием, были сейчас слишком трудны, и Лиля отмахнулась от них. Дальше – педагогический институт, и там – стылое чувство полного одиночества. Лиля легко впитывала знания, но почему-то интересы сверстниц казались ей пустыми, и она сторонилась любого общения. И вот – гимназия. Работа, которую Лиля ненавидела – пора признать это честно, гимназистки, которых она боялась до обморока, и ежедневно сверлящая мысль: кому и зачем это нужно?
Впрочем – зачем-то нужно. Ведь мать постоянно напоминала о том, как они бедствуют, причитала, что Лилю никто не возьмет замуж, и эта песня казалась бесконечной. Покой наступал только здесь, в этой комнате, ее цитадели…
Лиля включила свет.
В комнате было все то же: наскоро заправленная постель с романом Кретьена де Труа под подушкой, трюмо, письменный стол, заваленный тетрадками со стихами, кресло-качалка со старой шалью, линялый ковер на полу. И книги – они были везде: на полках, у кровати, на подоконнике. Но все эти книги – ее единственные друзья, показались Лиле вдруг такими чужими. Так повзрослевшие вмиг дети смотрят на игрушку, которая еще вчера выглядела живой, и не понимают, как они могли обманываться.
Лиля сползла по стене на пол – все это убого, уныло, невыносимо скучно! Здесь, посреди пыльных отживших вещей, несущих на себе печать бесцветной родительской истории, не было ничего, что давало бы ей надежды и силы подняться. Ничего…
Лиля не сдержалась, громко всхлипнула.
–Лиля! – крикнула мать.
Ну и слух у нее…
Да, Лиле было нестерпимо обидно и жалко себя, и кто еще ее пожалеет, если не она сама? Кому она нужна в целом свете? Кому вообще все это можно сказать?!
Слезы покатились по пухлым щекам, Лиля чувствовала их соль на коже. Как же она ненавидела это широкое некрасивое лицо! И ведь еще вчера все было иначе. Но будто кто-то резко отдернул штору, закрывавшую ее маленький мирок от внешнего мира, и дневной свет беспощадно затопил комнату, высветил весь ужас положения Лили.
Положение это казалось безнадежным.
–Да что ты там делаешь? – кажется, мать подслушивала у двери.
–Легла спать, мама!
–А почему горит свет? Ты совсем не экономна! Сегодня приходил турок, продавал недурные халаты. Я смотрела на тебя.
–Мама!
–Дать порошка?
Мать постояла и ушла к себе, шаркая домашними туфлями по полу.
Лиля закусила губу, чтобы не разрыдаться. Ну почему, почему – Сашенька? Разве он не видел, что в ней нет ничего, кроме пустого жеманства? Она же наскучит на второй день!
…И тут Лиля почувствовала, что толщу воды над ней пробил лучик света. Ее тело задвигалось, будто она начала биться за глоток воздуха, подниматься из темной глубины…
Фрагменты прошедшего дня пронеслись калейдоскопом. Вот Сашенька изливает ей свою душу: «Он разбил
