в апартаментах?
К этому моменту Филип был определённо убеждён в том, что ему приходится иметь дело с умалишённым – возможно, с опасным лунатиком. Поэтому ответил он довольно раздражённо:
– Нет, разумеется, нет. Какой абсурд! Поймите, что это смешно. Вы находитесь в цивилизованной стране, а не среди австралийских дикарей. Вам нужно будет лишь выбрать комнаты и заплатить за них. Простите, что ничем больше не могу вам помочь, у меня сегодня мало времени. Так что доброго вам утра.
Что касается незнакомца, то он свернул на дорожку, ведущую через сад сдаваемого дома со странным предчувствием. Мужество изменило ему. По солнечному времени на этой долготе была половина четвёртого. Отчего же молодой человек сказал столь резко «доброе утро» в 3:30 пополудни, будто специально хотел его запутать? Расставлял ловушки? Или таковы коварные уловки английских знахарей?
II
Назавтра наступило (вполне естественно) воскресенье. В половине одиннадцатого Филип Кристи по обыкновению сидел в гостиной дома своей сестры, в перчатках, держа шляпу из гладкого шёлка и ожидая Фриду и её мужа, Роберта Монтейта, чтобы отправиться с ними в церковь. Пока он таким образом сидел, крутя большими пальцами или стуча по чертовой татуировке на красном японском столике, вошла горничная.
– Какой-то джентльмен хочет видеть вас, сэр, – сказала она, вручая Филипу карточку.
Юноша бросил на неё любопытный взгляд. Визитёр в столь ранний час! Да и к тому же воскресным утром! В высшей степени эксцентрично! Совершенно никакого порядка!
Поэтому взглянул он на карточку с неким смутным чувством немого осуждения. Однако в то же время он заметил, что она красивее, внятнее и гравирована более изящно, нежели любые другие карточки, которые ему попадались до сих пор. Простыми непримечательными буквами на ней значилось незнакомое имя: «М-р Бертрам Инглдью».
Хотя он никогда не слышал его раньше, имя в сочетании с гравировкой смягчили зарождавшуюся неприязнь Филипа.
– Впустите его, Марта, – распорядился он самым что ни на есть помпезным тоном.
И джентльмен вошёл.
При виде его Филип вытаращил глаза. То был его приятель, чужестранец. Филип был крайне удивлён появлением вчерашнего умалишённого. А что ещё более обескуражило его, так это тот же самый серый твидовый костюм, в котором он был накануне. Вы ведь знаете, что нет ничего более благовоспитанного, нежели серый твид в подобающем ему месте, но Филип Кристи считал, что приличное место находится определенно не в респектабельных пригородах да ещё воскресным утром.
– Прошу меня простить, – сказал он холодно, вставая со своего места с видом самой строгой официозности – видом, который он имел обыкновение на себя напускать в приёмной конторы, куда заходили посторонние и хотели побеседовать с его шефом
