душа в душу. Вместе над чудищем посмеиваемся да о родине дальней скорбим – чем не любовники.
– Откуда ты, милая? – спрашиваю её.
– Из Картахены, господин, – отвечает дева.
– Соседушка, значит!
Расспрашиваю дальше. Как зовут, как в море оказалась. Выясняю: зовут Катрин (странное скандинавское имя). В море оказалась по любви – дело обычное. Был жених, рыбачок из Сан-Педро. Был да сплыл. Не вернулся паренёк с путины. Узнала о том дева, написала отцу с матерью прощальную записочку и в море искать жениха подалась. Велико ж оказалось море. Не встретила горемыка Катрин суженого рыбачка. Рыболовный крючок в стоге сена сыскать проще, чем любимого середь глубин морских обнаружить. Так и осталась дева одинокой, одно слово – русалка.
– Ах, Огюст, Огюст! – нашёптывала она, глядя мне в глаза. – Открою тебе тайну: моего суженого тоже Огюстом звали. Уж не ты ли он?..
Время под водой – понятие неопределённое. День, ночь – всё одно. За тинными шепотками да любовными переглядами забыли мы, что всё на свете (и под водой тоже) заканчивается. «Счастливые часов не наблюдают!» – любил повторять отец русскую поговорку. Вот и счастье наше недолгим оказалось – пропала моя девонька. Каракатицы поговаривают: объявился Огюст, суженый её, с ним и уплыла…
6. Держи румпель, парень!
К вечеру погода стала меняться. Качка усилилась, я очнулся и открыл глаза. Вдруг надо мной разверзлось небо, и огненный зигзаг молнии пронзил море футах в ста о корпуса яхты. Сквозь нарастающий вой штормового ветра я услышал шипение испаряющейся влаги. В лунном свете мне представилось море сверкающей змеёй. Припрятав огненный язычок, оно шипело, изготовившись к нападению!
Чувство незащищённости объяло моё сознание, я замер и вжался в лавку. Так ведёт себя таракан, застигнутый врасплох включённой на кухне лампочкой. Мой испуг прервал хриплый голос.
– Эй, челнок, тебя кличет хозяин.
Матрос с рыжей копной вьющихся до плеч волос навис надо мной. Он был огромен и в моём испуганном воображении походил на гомеровского циклопа. «Хозяин? Какой ещё хозяин?» – проворчал я, пытаясь, как Одиссей, разумением защититься от собственного страха. «Впрочем, – подумал я, – обо мне наконец вспомнили, и это хорошо».
Цепляясь за канаты и выступы судового оборудования, я направился в рубку управления. Меня встретила распахнутая настежь и отчаянно болтающаяся сообразно общей качке металлическая дверь. Обхватив руками овальную притолоку, я несколько раз для приличия постучал кулаком по сводчатому проёму и, не ожидая ответа (за грохотом волн всё равно никто ничего не слышал), переступил порог крохотного, уставленного приборами помещения.
Старик в повелительном тоне беседовал с капитаном о предстоящих морских передвижениях. Оба стояли ко мне спиной. Кэп обернулся и кивком головы приветствовал меня. Старик, не оглядываясь, проворчал:
– Кого там носит?
Неожиданно я ответил
