что тот в Чечне, обещали, если вернется живой, убить его за нарушение всех сроков и договоренностей. Потом, конечно, спохватывались и осторожно выпытывали, где он именно – в Грозном или Ханкале, и все ли у него в порядке.
Калязин привычно снял трубку.
Это была Татьяна, в конце концов вычислившая местонахождение блудного мужа. Голос у нее был грустный, но твердый.
– Ну, как тебе живется одному? – спросила она.
– Нормально.
– Не голодаешь?
– Нет…
– Решение не переменил?
– Нет.
– Я думала, ты позвонишь сегодня…
– Почему?
– День строителя.
– А-а…
– Ты, конечно, наговорил мне страшных вещей, но кое в чем был прав… Я заходила к тебе сегодня на работу. Хотела поговорить. Но ты рано ушел. Левка сказал, у вас выставка?
– Да, выставка…
– Димке звонил?
– Нет.
– Позвони. Я ему пока ничего не говорила…
– Позвоню…
– Она рядом?
– Кто?
– Она!! Не делай из меня дуру!
– Нет.
– Врешь! Я знаю, где ты, и сейчас приеду! – Сказав это, жена бросила трубку.
Инна уже давно поняла, с кем беседует Калязин, и наблюдала за ним с пристальным неудовольствием. А когда он закончил разговор, быстро, по-военному оделась и спросила холодно:
– А чего ты, собственно, испугался?
– Почему ты так решила?
– Не разочаровывай меня, Саша! Прошу тебя!
В тот вечер она уехала, даже не выпив ставшего традиционным чая. Едва закрылась дверь, Калязин вскочил и начал стремительно уничтожать и прятать свидетельства Инниного пребывания в квартире. Потом оделся, даже повязал галстук и ждал, барабаня пальцами по столу. Внезапно он похолодел, метнулся к разложенному дивану и спрятал одну из двух подушек в шифоньер, а на оставшейся отыскал длинный черный волос любовницы и выпустил его в форточку.
Но Татьяна не приехала. Она позвонила. Калязин сорвал трубку, надеясь, что это добравшаяся до дому Инна, и снова услышал голос жены:
– Это я.
– А разве ты…
– Здорово я тебя напугала?! Значит, так, – продиктовала она. – Машину отдашь Диме. Через неделю. Пусть лучше он жену возит, чем ты… эту свою… Когда будешь подавать на развод, предупреди: я найму адвоката. Квартиру разменивать не собираюсь. Понял? Спи спокойно, дорогой товарищ!
А Инна в тот вечер так и не позвонила.
Целую неделю все попытки дождаться, когда она останется в приемной одна, и поговорить наталкивались на ледяное дружелюбие. Она слушала объяснительный шепот и только растягивала тщательно накрашенные губы в ничего не значащую
