высоких зеркальных башнях, некогда символизирующих мощь и гордость Атариона. Теперь эти башни были лишь напоминанием о тщетности их амбиций. Снаружи доносились крики, гул разрушений и зловещий рев приближающихся боевых машин.
Иан стоял в центре своей лаборатории, его руки дрожали, пока он набирал последние команды на пульте управления. Его лицо было измождённым от недель бессонной работы, но в голубых глазах светилась твёрдая решимость. Перед ним возвышалась колонна – величественное творение, их последняя надежда. Её поверхность покрывали сложные узоры, мерцающие в приглушённом свете, как будто сама колонна была живым существом.
– Противник достиг периметра здания. Ожидаемое время проникновения – 4 минуты 37 секунд, – раздался ровный, точный голос. В пространстве зажглась голограмма, очертив силуэт женщины. Это была Талиа – искусственный интеллект, созданный для управления проектом. Её форма проецировалась с центрального модуля: гладкие черты лица, ясный, нейтральный взгляд и статичная поза, лишённая излишней мимики.
– Этого хватит, – хрипло ответил Иан, не отрываясь от панели управления.
– Вероятность успешной активации колонны при текущем темпе работы: 87 процентов. Вероятность эвакуации при приоритете вашей безопасности: 63 процента. Рекомендация: завершить загрузку и эвакуироваться, – произнесла Талиа ровным голосом.
– Нет, – резко ответил Иан, не прерывая работы. – Это не просто устройство. Это послание. Я не уйду, пока не завершу.
– Анализ выявляет значительные риски. Ваша смерть снизит вероятность успеха проекта до 12 процентов, – продолжила Талиа.
– Если я уйду сейчас, это не будет иметь значения, – тихо ответил Иан. – Ты знаешь, мы построили колонну, чтобы сохранить знания, а не вызвать их. Мы не знали, что они воспримут её как зов. Теперь мы обязаны это исправить. Мы открыли им путь сюда. Мы обязаны это исправить.
– Констатирую, что ваш выбор основывается на эмоциональных приоритетах, а не на рациональной оценке, – заметила Талиа.
Иан остановился на мгновение, бросив на неё взгляд.
– Возможно. Но это единственный шанс, который у нас есть.
Его голос стал тише, и в нём зазвучала едва уловимая нотка благодарности.
– Ты знаешь, Талиа, ты была не просто инструментом. Ты мой партнёр.
Голограмма замерла на мгновение, будто обрабатывая его слова.
– Ваше заявление не имеет функционального значения, но… принято, – ответила она.
Последние команды были введены. Колонна начала излучать мягкий золотистый свет, заливая лабораторию теплом. Иан в последний раз оглядел свою работу, его сердце сжималось от осознания неизбежности.
– Противник проник в здание. Время до контакта: 1 минута 15 секунд. Подтверждаю активацию колонны. Эвакуация ещё возможна, – сообщила Талиа.
Иан тяжело вздохнул, закрывая капсулу.
– Прощай, Талиа, – произнёс он.
– Прощайте, Иан. Вероятность успеха минимальна, но не равна нулю, – её голос прозвучал неожиданно мягко, почти человечно.
Иан лёг внутрь, чувствуя, как его дыхание замедляется. Перед его глазами мелькали образы: дети, бегущие от разрушений; солдаты, стоящие насмерть; небо, затянутое кроваво-красным сиянием.
– Может быть, они не повторят наших ошибок – прошептал он, его голос затихал.
Крышка капсулы закрылась, свет колонны вспыхнул ещё ярче, и всё погрузилось в тишину.
Голограмма исчезла, а свет колонны вспыхнул в последний раз, оставаясь единственным напоминанием о величии и трагедии Атариона.
Глава 1
Лея Грин сидела перед огромным голографическим экраном в лаборатории станции «Гелиос». Её лицо с тонкими, чётко очерченными чертами казалось почти прозрачным под холодным светом данных, вращающихся на экране. На столе рядом стоял пластиковый термостакан с остатками уже остывшего кофе. Она машинально потянулась к нему, но замерла, не дотянувшись, отвлечённая внезапным всплеском активности на экране.
Станция «Гелиос», висящая за орбитой Плутона, была её домом последние пять лет. Лея любила её и ненавидела одновременно. Мягкий гул систем жизнеобеспечения и неспешные потоки данных успокаивали, но порой станция казалась ей чем-то вроде тюрьмы – изолированной, бесконечно далёкой от живого общения. Единственный человек, кто нарушал эту монотонность, был Питер.
Он часто заглядывал в лабораторию, но не из интереса к её работе. Её исследования сигналов, пронизывающих глубокий космос, казались ему бессмысленными. Питер заходил с кофе, задавал десятки вопросов, шутил – иногда чересчур много. Его лёгкий, почти флиртующий тон раздражал Лею, которой требовалась тишина
