эту коробку, которую неизвестно зачем привезла?
Коробка нашлась в самом верхнем отделении шкафа-купе. Свалилась мне на голову, не желая даваться в руки. По полу рассыпались старые фотографии, статуэтка глиняная раскололась – обидно… Но в белизну моей квартиры эта штука, сделанная мной в девятом классе, не вписывалась, не жалко. Я натянула на ноги носки. Они пахло средством от моли и кололись. Наклонилась, собирая фотографии. С одной из них на меня смотрели Сенька с Димкой. Невозможно молодые. Я помню это лето. Им почти по двадцать, а мне едва восемнадцать стукнуло. Они были старше меня на полтора года, может поэтому, я так и осталась для них Дюймовочкой?
Тогда я была пьяна все три месяца. Что вином, что хмельным счастьем. От ночей горячих, от того, что Димка – мой, я могу трогать его, когда захочу, обнимать, голову его шальную к своей груди прижимать. Сейчас-то я вижу, что в Сенькином взгляде кроется, и стоит он чуть в стороне от нас. А тогда разве замечала? Нет. Счастливые люди на редкость эгоистичны.
Статуэтку я выбросила. Фотографию не смогла. Спрятала обратно в шкаф. Там ей и место, вместе с шариками от моли, моей старой, побитой временем любви. И нечего даже стряхивать с неё пыль, пытаясь понять, было что, или показалось. С глаз долой – из сердца вон.
Я была удивительно спокойна. Разве только сердце кололось в груди сильнее обычного. Чай я так и не попила. Мандарины с салатом отправились в холодильник – желания есть не было. А бутылку забрала в комнату, прихватив бокал. Села на белый ковёр. Из аквариума на меня смотрел Рудольф. Его плавники едва шевелились.
– С новым годом, – поздравила я.
Рудольф повернулся ко мне полосатой задницей. Я фыркнула. Не больно-то в компании и нуждалась. Пробка от шампанского никак не откручивалась. А когда открутилась, бутылка вырвалась из моих рук, залив золотистой жидкостью белоснежный ковёр. Я подхватила бутылку, в которой осталась едва ли треть, побежала за полотенцем, бросила его на лужу.
Села рядом. Отхлебнула из горла. Шампанское было кислым, но какая разница? Никакой. А потом посмотрела на свою руку. Ноготь сломался. Тот же самый. Я заплакала, убеждая себя, что это именно из-за ногтя. То, что случилось с моей жизнью, нисколько меня не волнует. А вот, сука, ноготь! Как он посмел? Вытерла слёзы, царапнула кожу злополучным ногтем. А потом пошла в ванную и срезала все, под корень, под самую кожу.
Глава 2. Катя
Моей машины не было. Я стояла на ступеньках подъезда и недоуменно озиралась. Проснулась я с трудом, да ещё и трети бутылки шампанского хватило для адской головной боли. А тут ещё и машина исчезла…
У подъезда остановился чёрный автомобиль, дверь открылась.
– Садись, подвезу.
Что-то много внимания мне нынче от Сеньки. Не к добру. Но в машину я села.
– А моя коняшка куда делась?
– Отогнал. Ты до сих пор на летней резине. Да и двигатель чихает. Вечером вернут. А хочешь, новую куплю?
– Нет,
