ение. Второй помощник капитана, Аркаша Кулик, оформлял грузовые документы. Жены, пришедшие провожать, еще оставались на борту, но пора было уже их выгонять. Вот-вот должна была подъехать комиссия таможни и пограничников. Стояло солнечное сухое ноябрьское утро, не типичное для Питера.
– Хорошо выходить в море с утра, – подумал я, – Все выспавшиеся, не измотанные, и еще трезвые.
На «Костромалес», лесовозе типа Мирный финской постройки, я работал уже несколько месяцев. Хорошо помню, как ехал на него в Выборг на электричке и думал о том, что меня ожидает. Новый пароход, новые люди. Всегда немного волнительно. Как выяснилось, волнения оказались напрасными, все сложилось. В первую очередь, благодаря штатному капитану. Назаров Юрий Назарович командовал этим судном уже лет пятнадцать, и его авторитет в экипаже был непререкаем. Седой, несколько суховатый, всегда спокойный и уверенный в себе, он вызывал доверие и уважение. Кроме того, он был однокашником и приятелем начальника пароходства. Благодаря этому обстоятельству он мог позволить себе всякие вольности. Например, частенько ходил в море без первых помощников, то есть без помполитов. Главным недостатком работы на лесовозах было то, что они часто ходили грузиться на север, в Игарку. Ехать туда было долго, а валюта после прохождения меридиана мыса Нордкап не шла. Она не шла и до его пересечения в обратном направлении. Я как-то делал такой рейс на тх «Кимры» – Ленинград – Игарка – Мурманск – Висмар – Булонь – Бремен – Калининград. Но «Костромалес» в Игарку не ходил. Каким-то мистическим образом его туда не посылали. У лесовозов было и серьезное достоинство, благодаря своим малым размерам они заходили в такие дыры, которые и не снились обычным классическим сухогрузам. Малые размеры, правда, понятие относительное. Все-таки 102 метра длиной и 2800 тонн грузоподъемности. Однажды мы становились к причалу в маленьком английском порту под названием Шорем-бай-Си. Это на юге, около Брайтона. Порт был действительно малюсеньким, и наш «Костромалес» в нем выглядел, как бегемот в луже. А на дежурном канале кто-то из конторы капитана порта объявил:
– All ships. All ships. Take care. Big Russian is moving in the harbor. Этот Биг Рашн нас очень повеселил – такие лесовозы как «Костромалес» были самыми маленькими судами в пароходстве.
С Назаровым мы поладили. Я знал его сына, Серегу, который заканчивал Макаровку на год позже меня. Мы даже были с ним вместе на практике на «Зените». Серега работал на «Художнике Пахомове», капитаном которого был Сосновский, однокашник Назарова. А его сын, Сашка Сосновский, работал сэкондом (то есть вторым помощником) на «Костромалес». Такой вот у них был взаимообразный обмен. И Назаров относился к нам, молодым офицерам, как-то по-отечески. И это, не скрою, было приятно. Мы погрузили тогда в Выборге березовый баланс на Италию, затем зашли в Гент, где был большой металлургический завод Сидмар. Там грузили сталь в рулонах для «жигулей». Такой обратный заход был очень типичным у лесовозов. В Генте моряки частенько покупали подержанные автомобили. Я тоже впоследствии свой первый автомобиль, «Ладу-Пятерку», приобрел именно там.
Правда мне с Назаровым удалось сделать только один рейс. При очередном заходе в Выборг он ушел в отпуск. Поменял его Платов Евгений Владимирович, совсем молодой капитан, делавший свой первый рейс. Первый рейс капитаны делали под присмотром капитана-наставника. Платов оказался тоже вполне адекватным, правда немного педантичным. Но мы с ним тоже поладили очень хорошо. Да и старше меня он был всего-то года на три. Еще один рейс на Италию, погрузка в Северной Африке на Роттердам, затем по традиции сталь из Гента, и вот мы стоим в Питере и грузим доски на Англию. Капитан-наставник списался, оставив молодого Платова командовать одного.
Я спустился с палубного каравана, пошел на мостик и объявил по трансляции, – Провожающим покинуть борт судна.
Моя жена, которой наскучило сидеть в каюте одной, уже собралась. Я пошел проводить ее до трапа, а она изъявила желание зайти попрощаться с Сэкондом, с которым она уже была знакома, и уже общалась с его женой, Ленкой Кулик. Мы спустились на палубу ниже. Дверь в каюту Сэконда была открыта. На диване с кружкой чая сидела буфетчица, Дмитриева Екатерина Дмитриевна. Сам Сэконд тоже сидел тут же на стуле. Возникла неловкая пауза. Нина многозначительно произнесла, – Аркаша, пока! – и мы с ней пошли к главному трапу. По дороге она успела поинтересоваться, почему это буфетчица сидит у Аркахи в каюте, как у себя дома. Я промямлил что-то типа того, что мало-ли, зашла чаю попить, сам понимая, что это звучит неубедительно. Дорога до главного трапа, к счастью, была не длинной, что позволило мне избежать допроса с пристрастием. Нина села в ожидавшее ее у трапа такси и укатила, а я вернулся в каюту Сэконда, который уже открывал бутылку водки. Выпить на отход – святое дело.
– Сдаст? – спросил он, разливая водку.
– Сдаст. – ответил я утвердительно, и мы выпили.
Здесь опять придется сделать небольшое отступление. Дмитриева Екатерина Дмитриевна, миловидная блондинка лет тридцати, появилась на судне пару месяцев назад. Ее главным и выдающимся достоинством был бюст то ли четвертого, то
