станет более вероятным. Крикси был довольно унылым местом, два причала, слева яхт-клуб, справа небольшая гостиница (inn) и все. Первым делом мы отправились налево, в бар яхт-клуба.
В тот период мы изрядно подсели на джин-тоник. И то, и другое покупалось за границей, правда по сниженным ценам tax-free, у шипчандлеров, фирм, у которых закупали продукты. Считалось, что джин должен быть исключительно Гордон, а тоник, в обязательном порядке, Швепс. Однажды, вернувшись из рейса, я не обнаружил дома оставленную ранее бутылку джина. Нина объяснила, что все выпил дядя Вася, наш сосед, плотник и пьяница. Он, по просьбе Нины, что-то чинил у нас в квартире. Водка в эпоху поздней перестройки продавалась по талонам и в тот момент в квартире отсутствовала. Вот она и угощала дядю Васю джином Гордон в качестве платы за работу. Моим сорока-пятиградусным валютным джином! Облом был полным. А дяде Васе, по ее словам, джин понравился. Елкой пахнет.
В баре яхт-клуба народу было не много. Яхтсмены, видимо, уже разъехались по домам. Просидев часа полтора и употребив по три порции джин-тоника (два фунта стакан), мы решили перейти в бар гостиницы. Там тоже столпотворения не наблюдалось. Один местный житель, правда, подошел к нашему столику и спросил,
– Вы, что, офицеры с этого русского теплохода? – Но получив утвердительный ответ, он удалился. Видимо, это было все, что его интересовало.
На следующий день нас быстро выгрузили, и мы снова отправились в море. Зашли, как водится, в Гент, погрузили сталь в рулонах на заводе Сидмар, и домой, вернее в Выборг. Рейс получился не долгим.
В Выборг мы пришли 6-го декабря. А в тот момент, когда «Костромалес» брал лоцмана, наши жены садились в электричку на Финляндском вокзале. Обычно жены на приход привозили что-нибудь вкусное, и что-нибудь выпить. Часто шампанское. На этот раз, возмущенные самим наличием на борту привлекательной буфетчицы, Нина, Ленка Кулик и примкнувшая к ним жена токаря начали употреблять все это прямо в электричке. На троих, так сказать. На борт они ворвались штурмом, как осаждающие врываются в ворота вражеской крепости. Надстройка вздрогнула.
– Кулëк, ты где? Выходи, подлый трус! – кричала Ленка и размахивала сумочкой. Кулик опрометчиво вышел и получил несколько раз сумочкой по кучерявой голове. Он схватил свою жену в охапку и потащил по трапу вниз, на берег. Они пропали из вида среди рулонов со сталью и пакетов с пилолесом, и вернулись только часа через три. Позже я назвал все это Куликовской битвой. Нина, из солидарности, тоже не отставала от подруги. Она и трезвая была способна устроить вселенский скандал, а тут, выпив, просто разгулялась. Я был обвинен в неверности, полигамии, мужском шовинизме и в других смертных грехах. К счастью, выпили они очень сильно, и надолго ее не хватило. Нина утомилась и прилегла.
Платов потом деликатно спрашивал,
– Леонид Павлович, что это было?
– Ничего страшного, Евгений Владимирович, все уже в порядке.
– А, по-моему, женщины
