Тем и спасли. – Раздался стук деревянных кружек и голоса на время смолки. – Но коль скоро то, что с нас собрали, царь профукал, нынче ещё надобно. А где взять? Бояр тронуть Васька остережётся. Без того шатость. Стало быть, сызнова нас теребить станут. Вот так-то
Среди шума общей палаты Иван не услышал, но спиной ощутил, что к нему приближаются двое. Он обернулся. Перед ним, всем видом выражая готовность к делу, стояли Минька Самоплёт, прозванный так за хорошо подвешенный язык, которым мог разговорить даже немого; и Федька Молот, который, будучи на вершок выше горшка ростом, одним ударом кулака валил с ног быка. Оба вот уже пару лет ходили в не вёрстанных приставах, что за службу не получали казённых выплат, а кормились сами за счёт откупов и сборов, потому с радостью встревали в любое дело, обещавшее хоть какой-нибудь доход.
– Там их пятеро. – Деловито сообщил Иван, надевая потёртые перчатки. – Так что сразу в нахрап идём. Минька, ты прям с порога стращать начинай. А мы с Федькой оправиться не дадим, ежели вздумают. Ясно?
– Как божий день. – Кивнул Минька с той нахальной улыбкой, что так нравится юным девам.
Проворные тонкие руки юркнули под по́лу кафтана, где Минька прятал самодельный шестопёр – короткую палку со стальным шаром на конце. Карие по-татарски чуть раскосые глаза озорно светились и смотрелись странно в сочетании с русой щетиной на высоких, по-славянски чётко обозначенных скулах.
Иван тоже сунул руку под армяк, расстегнул там ремешок кобуры на правом боку, выхватил короткий пистолет, заткнул его за пояс на животе и, хотя в стволе не было заряда, даже взвёл курок на кремневом замке. К счастью в подобных делах до стрельбы не доходило, а вот как средство припугнуть строптивых, пистолет был не заменим.
Федька молча отступил на шаг, чтобы в следующий миг ударом ноги выбить дверь, но Иван остановил его:
– Погодь. Пущай сперва расчёт дадут.
Молот презрительно фыркнул, отчего лопата бороды на круглом лобастом лице мелко задрожала.
– Не токмо ты жрать хошь, Феденька. – Тонкое лицо Миньки скривилось в насмешливой гримасе.
Федька опять промолчал, лишь недовольно мотнул головой. Его огромные ладони легли на кожаный пояс, короткие толстые пальцы забарабанили по пряжке. Большая тяжёлая челюсть мерно двигалась вверх-вниз, будто Молот что-то жевал, хотя Иван прекрасно знал, что сейчас Федька думал только о деле.
Казалось, в молчании прошла вечность, прежде чем дверь подалась, и спиной вперёд, слегка кланяясь при каждом шаге, их кута вышел молодой прислужник. Одну руку он благодарственно прижимал к груди, в другой держал поднос, где рассы́палось полдюжины серебряных монет.
Иван знаком приказал Молоту не спешить, и лишь когда прислужник скрылся в полумраке задних комнат, разрешающе кивнул. Федька расправил могучую грудь, свёл лопатки, отчего жирно хрустнуло в хребте, потом с ловкостью и быстротой, небывалых при его фигуре, рванул вперёд и плечом обрушился на дверь. Та с треском распахнулась и внутри ударилась о стену, отчего с потолка посыпалась
