вновь дать сигнал к действию.
Теперь он, как Владыка на амвоне. Владыка цирка…
А мы – сгорающие свечки на тринадцатиметровом алтаре.
Ещё полчаса…
Тридцать девять и две…
Самое страшное – слабость. И сердце…
Пустяки. Год назад работал, когда было под сорок. И тоже было сердце…
Надо отработать, надо!
В программе не хватает номеров. Ребятам трудно. Если я отрекусь, кому-то придётся тянуть метраж.
Надо. Ещё разок. А потом – быстро в постель…
Ну, соберись.
Алле-й!..
Дирижёр перевернул нотную страничку, вздохнул, прицелился и выстрелил знакомой музыкой прямо в сердце.
Всё, отступать некуда. Вперёд!..
Тридцать девять и две…
Тридцать восемь и пять…
Тридцать семь и одна…
– Володя! Твой выход!
Тридцать шесть и шесть…
– Иду!..
– Ты кто?
– Жонглёр.
Жонглёр с обручами.
Большими металлическими кольцами.
От них руки по ночам горят мозолями.
– Больно?
– Больно.
– Тяжело?
– Конечно.
– Ты…
– Нет! Я счастлив. Очень.
Я сам себя обрёк на Это. Я обречён… Обручён…
Я обручён с Цирком своими кольцами-обручами.
Обручальные кольца с терновым венцом в тринадцать метров…
– До конца моего номера остаётся 4 минуты…
– Который день работаем по три представления! Удивительно тяжёлыми кажутся обручи.
Внимательней! Что-то сегодня левая рука фокусничает.
А зритель в зале хороший, щедрый на аплодисменты.
– Остаётся 3 минуты…
– Ну и денёк сегодня! О чём это я? Ах да… Утренние картины перед глазами: голова не отрывается от подушки, слабость, боль в висках. Еле собрал себя по постели. «Склеил», заставил подняться. Зарядка – некоторое облегчение. Надо собраться – сегодня три представления. За окном хмурое утро с мокрым асфальтом и туманом. Машины едут с включёнными фарами.
– Осталось 2 минуты…
– Этому марафону не видно конца.
Левая рука слабеет – посторонние мысли вон! Повторить трюк не хватит сил, значит – собранность и внимание!..
Остаётся 1 минута… Начинается самое трудное…
– Дойти, преодолеть себя!
Работа, – честная, без халтуры. Преодолеть себя, своё «я», которое уже жалуется на усталость, на отсутствие внутреннего потенциала.
Он есть, я-то знаю!
Он всегда где-то есть, даже если темно в глазах, и когда, словно огромный корабль на волнах, качается под тобой манеж. Когда кренятся вправо-влево его мачты, верёвочные лестницы, тросы и когда купол вздувшимся
