сооружение. Памятник какому-то космическому кораблю: каменное основание, над ним трёхметровый прозрачный купол, а внутри какая-то космическая бочка с несуразными поворотными соплами по бокам. Дракон?
– Там я его и поколотил! – указал на памятник Валера.
Он сошёл на тропинку и поманил Бальтазара за собой. Тот вздохнул, проверил время и пошёл смотреть на космическую древность.
Подойдя поближе, он вздрогнул. Это же тот самый «Разрушитель миров» эпохи великих сражений и массовых утрат. Поворотная веха человечества. То, что он принял за сопла ориентации, было орудийными выходами для нейтринного пучкового оружия.
Слышал он про это чудо военной мысли, даже хотел посетить и ознакомиться с этим «исчадием ада». Но, как водится, замотался и забыл.
Бальтазар показал на боевой космолёт:
– Знаменитый памятник! Повезло тебе жить рядом с ним. А где же толпы туристов?
– Это копия. – Валера махнул рукой. – Их повсюду понатыкали. А туристы валят на оригинал смотреть, хотя разницы никакой.
– А, копия… – несколько разочарованно протянул Бальтазар. – И что же здесь случилось?
– Драка… – ответил Валера и добавил: – Вернее, избиение младенца.
Его спутник молчал, и смутившийся Валера спросил:
– Вы же знаете, как эта штука работает?
– В общих чертах, – кивнул Бальтазар.
– Брат мой говорил, что завидует попавшим под пучок. Смеялся! Сказал, они даже не заметили. Две трети колоний, треть населения Земли, миллиарды жизней стёрты за секунду… Ну, я это стерпел. А потом он говорит: «Не надо было их возвращать». Мол, зря изобрели эту машину времени… Она же как следствие этого оружия появилась? Принцип тот же.
Кое-что из разговоров Альберта и Дмитрия осело Бальтазару в память, а некоторые вещи он вроде как даже понимал.
– Верно. И в пучковом оружии, и в машине времени используют феномен нейтринных осцилляций, – важно произнёс он. – Фазовые переходы нейтрино в другие частицы и мнимый сдвиг оси времени назад при их переходе в тахионы.
– Как бы сдвиг в как бы тахионы. Нам в школе так объясняли: если речь о тахионах, то нужно вставлять «как бы». Какая разница, есть они, нету их… – добавил Валера и, отмахнувшись, продолжил: – Так вот… Фома мне говорит: у этих погибших нет прав мучить главарей, отдавших приказ, и исполнителей при кнопках. Мол, все во всём виноваты и ни за кем правды нет. Я ему: их и не мучают – оглашают приговор и в непредсказуемый миг распыляют на атомы. Он мне: они в страхе ожидают казни и потому страдают куда больше тех, кого испарили. И ещё: мол, жертвы, напротив, должны быть им благодарны, ведь их никчёмная жизнь закончилась так легко и незаметно для них, будто её и не было вовсе. Говорит: они не палачи, они избавили от страданий множество людей и теперь страдают сами из-за своей доброты. «Они святые!» – сказал и засмеялся. Вот тут-то мы с ним и сцепились. Ну, то есть я в него вцепился… –
