Оба бесстрашно всматривались в сверхчеловеческие метафизические бездны и искренне верили в вечные образы, глубоко запечатленные в человеческой психике. Путь Парацельса привел к признанию божественной, по сути, дохристианской prima materia[29], или «гилиастра»[30]. Шлейх, начав с изучения сети кровеносных сосудов и лабиринта нервных окончаний, двигался по ганглиозной лестнице симпатической нервной системы к трансцендентальной душе, которая предстала перед ним во всей своей поистине платоновской славе «занебесного места»[31]. Оба они вдохновлялись бурными событиями эпохи упадка и перемен. Оба родились не в свое время и были эксцентричными личностями, на которых общество смотрело косо. Что ж, современники великих всегда мало что понимают, им невдомек, откуда берется тот неприличный, по их мнению, восторг, что обуревает великих людей, – восторг, обусловленный не столько темпераментом, сколько предвкушением новой эпохи. Вспомним, сколь осуждающе взирали современники на неистового Ницше! Зато ныне мы уверены, что о нем никогда не забудут. Вот и Парацельса, кстати, спустя четыреста лет норовят благодарно воскресить и рядят в современные одежды. Какая участь уготована Шлейху? Мы знаем, что ему виделось единое представление психических и физических процессов в организме; сегодня это представление во многом движет медицинскими и биологическими исследованиями. Отчасти ему мешала терминология, унаследованная от эпохи научного материализма, но все же он сумел вырваться за узкие рамки депсихизированной материальности и переступить через преграду тернистых предрассудков об отделенности души от тела. Разумеется, он ничего не знал о моих собственных усилиях, которые долгое время оставались неизвестными научной общественности в Германии, но в целом мы стояли с ним плечом к плечу, сражаясь за признание души как фактора sui generis[32], и тем самым прокладывали новый путь для психологии, ранее вынужденной пренебрегать психикой.
1116 Научный прорыв, к которому был причастен Парацельс, вывел человечество из пелены средневековой схоластики в неведомый науке той поры мир материи. Это несомненная заслуга, и наша медицина навеки в долгу перед Парацельсом. Что же касается Шлейха, вовсе не частные открытия, методы или выведенные им правила придают ему значимость в наших глазах; куда важнее шаг вперед, в новое поле будущего, где совокупность известных фактов предстает в ином свете. Посредством синтеза накопленных в предыдущие эпохи знаний и через поиск точки зрения, позволяющей обозреть целое, он преуспел в стремлении вырваться из колдовского круга чистой эмпирики и подступился к основаниям эмпирического метода как такового (о котором большинство людей попросту не подозревает). Я имею в виду определяющие для организма взаимоотношения химии тела и психической жизни. Парацельс в конечном счете склонился к «химизму», вопреки своей уверенности в том, что над мирозданием господствует дух. Шлейх четыреста лет спустя пришел к пониманию
Первичной материи (
См. работу автора «Парацельс как духовное явление» (т. 13 с/с на немецком языке), абз. 170 и далее. –
В диалоге «Федр» Платон вкладывает в уста Сократа следующее замечание: «Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да никогда и не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область занимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души – уму; на нее-то и направлен истинный род знания» (перевод А. Егунова). –
Здесь: самостоятельного (
