Горского или считать его таковым? Впервые парни познакомились в старших классах, когда Даниил был вынужден перевестись в новую школу из-за переезда родителей. Он был веселым и весьма коммуникабельным, поэтому ему не составило труда выстроить с одноклассниками приятельские, а с некоторыми даже дружеские отношения. Между тем Горский предпочитал одиночество и тишину. Держался особняком. Не шел на сближение первым. Несложно догадаться, кто стал инициатором их крепкой «дружбы».
Даниилу казалось, что он знает о Святославе все и в то же время абсолютно ничего. Истинные чувства, эмоции и мысли друга ему никогда не были известны. Горский никому не доверял своих секретов, но ему легко доверяли свои. Был тем, кто менял людей вокруг себя, утягивал их за собой, но никогда не менялся сам. Одинокий лидер. Вот и Даниил пошел за ним в эту академию, хотел быть рядом, помогать и поддерживать. Может, Коваленский сам придумал их дружбу? Принял желаемое за действительное?
Тишину нарушил истошный женский крик: «Отпусти меня! Мне больно!» Даниил испуганно вскочил на ноги, но резко остановился, почувствовав, как пальцы Горского болезненно сдавили его запястье. Крики сменились отчаянным рыданием.
– Это Игорь, – тихо произнес Святослав и потушил сигарету о край пепельницы. – Наверное, наказывает первокурсницу.
– Что значит «наказывает»? – спросил Даниил, задыхаясь от злости. – Как долго ты будешь позволять ему делать все, что ему вздумается?
– Он не ребенок, а я не его папочка, – отчеканил Святослав. В глазах появился безумный блеск, от которого у Даниила перехватило дыхание, а язык словно прилип к нёбу. – Просто проследи, чтобы он не перешел черту и не нарушил положения Устава. – Горский развернул ладонь Даниила, вложил в нее пепельницу и двинулся прочь из гостиной. Бросил, не оборачиваясь: – Сладких снов.
Некоторое время Даниил стоял неподвижно и обжигал взглядом удалявшуюся спину, пока повторные крики не привели его в чувство. Староста поспешил в комнату Игоря. Он шептал себе под нос проклятия и сильнее сжимал пепельницу до онемения в пальцах.
На следующее утро…
Утром, игнорируя жуткую головную боль, Василиса приняла душ и с трудом уложила непослушные волосы. Несколько долгих секунд она разглядывала содержимое шкафа, блуждала заинтересованным взглядом по форменной одежде. Пять белоснежных рубашек, два бежевых шерстяных свитера, по два твидовых костюма-тройки глубокого зеленого цвета с клетчатым низом. Под брючными стояла пара черных брогов, а под юбочными – лоферов. Рядом висела верхняя одежда, в том числе зимняя. Не обошлось и без более теплой обуви.
– А есть менее формальная одежда? – Василиса задумчиво поджала нижнюю губу. – Например, для нахождения в общежитии. Что-то более спортивное и повседневное?
– Нет. – Полина встала рядом и прислонилась плечом к дверце платяного шкафа, скрестив руки на груди. Взгляд Колычевой невольно остановился на небольшой россыпи родинок под веком, ближе
