он взялся за пирожное.
Подмастерье в мастерской гравюр – служба хорошая, да жить на широкую ногу она не позволяла. Потому он искренне наслаждался угощениями, которые казались ему изысканными. Однако он не мог есть чужой хлеб с лёгким сердцем, если не предложил ничего взамен.
– Я хотел бы отблагодарить вас за доброту, госпожа. Может, я могу выполнить какую-то работу в доме?
– Убеждать тебя в том, что в этом нет необходимости, бессмысленно, полагаю? Что ж, есть у меня одна идея.
Она встала, как и подобает госпоже: величественно, опираясь на руку подоспевшей служанки.
– Пойдём со мной.
Катаси поторопился последовать за Сойку. Та двигалась плавно и стремительно, заходя в дом. Юноше вдруг померещилось, что коридор, по которому они идут, бесконечный, а скрип половиц под носками таби какой-то совершенно неправильный. Он не мог догнать стремительно двигавшуюся женщину, точно та парила над землёй. Все его усилия обернулись звоном в ушах. Пожалуй, он всё-таки далёк от полного выздоровления… Как ещё можно было это объяснить?
Наконец Сойку остановилась. Бумажная створка двери отъехала в сторону. То была красивая комната с лаковыми панелями. В самой её середине стояла ширма, мастерски выполненная, но белая, точно первый снег.
– Распиши её для меня.
В тоне её было что-то властное и снисходительное.
– Как именно?
– Как пожелаешь.
Глава 3
Бамбук, сосна и цветущая слива
Катаси
В мастерской гравюр Катаси переводил тонкие линии чужих рисунков на деревянные дощечки. В просторном помещении было тепло, светло и пахло вишнёвым деревом терпко и тонко. Он настолько привык к этому запаху за последние годы, что, казалось, тот впитался в его кожу и волосы накрепко. Катаси не представлял, чего стоило отцу устроить его подмастерьем. Догадывался только, что это было трудно. Ведь это была не только работа, которая могла дать крышу над головой. Это было ремесло, способное обеспечить будущее.
Ему было двенадцать, когда он впервые появился на пороге мастерской. Мастер, помнится, посмотрел тогда на его рисунки пристально, пробормотал что-то с размеренным довольством и усадил Катаси в углу комнаты, поближе к окну. Когда мальчик с огромным усердием принялся повторять нехитрые действия наставника, тот смотрел на него с одобрением.
Он клеил тонкую рисовую бумагу с рисунком к вишнёвой доске, разглаживал её так, что та будто бы становилась частью дерева, а затем начинал вырезать всё, что оставалось белым, избегая тёмных штрихов туши. Бумажный рисунок ловкого художника переставал существовать, а на его место приходили сотни копий, снятых с резной заготовки.
Наверное, Катаси мог бы проработать на этом месте в светлой комнате, пахнущей вишнёвым деревом, всю свою жизнь. Он продолжал копировать чужие работы месяц за месяцем. Ремесло давалось
