по внутреннему убранству, выполненному в барочном духе – насколько к нему можно приблизиться, не используя камня. Много дерева, краски и времени ушло на пилястры и колонны, стенные панели и балюстрады, казавшиеся мраморными, пока не подойдёшь и не постучишь по ним пальцем. Россиньоль как человек воспитанный по колоннам не стучал, а смотрел туда, куда показывала Элиза, то есть в окно.
Отсюда была видна почти вся гавань, искусственно углублённая и застроенная молами, дамбами, волноломами и тому подобным. Дальше обзор закрывал прямоугольный выступ крепостной стены. Элиза могла не объяснять, какая часть гавани по-прежнему служит исконным обитателям Дюнкерка, а какая отведена военному флоту, – всё было и так очевидно при взгляде на корабли.
Элиза дала гостю время сделать приведённые выше умозаключения, затем начала:
– Как я сюда попала? Ну, как только я оправилась от родов… – Она оборвала себя и улыбнулась. – Какое смешное выражение! Теперь я понимаю, что не оправлюсь от них до смертного часа.
Россиньоль оставил замечание без ответа, и Элиза, слегка покраснев, вернулась к основной теме.
– Я начала закрывать все мои короткие позиции на амстердамском рынке – невозможно было бы управлять ими из-за моря во время войны. В итоге у меня оказалась изрядная куча золотых монет, неоправленных драгоценных камней и вульгарных украшений, а также переводных векселей, подлежащих оплате в Лондоне, и ещё несколько, подлежащих оплате в Лейпциге.
– А-а… – протянул Россиньоль, что-то мысленно сопоставив, – их-то вы и отдали принцессе Элеоноре[8].
– Как обычно, вы знаете всё.
– Когда она объявилась в Берлине с деньгами, пошли разговоры. Судя по ним, вы были очень щедры.
– Я оплатила каюту на голландском корабле, который должен был доставить меня и нескольких других пассажиров из Хук-ван-Холланда в Лондон. Это было в начале сентября. Сильные северо-восточные ветра помешали нам направиться прямиком к Англии и неудержимо гнали корабль на юг, к Дуврскому проливу. Если свести длинную и скучную морскую историю к двум словам, нас захватил вблизи Дюнкерка вот он!
Элиза указала на красивейшее судно в гавани, военный корабль с великолепной кормовой галереей, щедро отделанной позолотой.
– Лейтенант Жан Бар, – пробормотал Россиньоль.
– Наш капитан сдался без боя. Люди Бара заняли корабль и забрали всё ценное. Я потеряла всё. Сам корабль перешёл к Бару – вы можете его видеть, если пожелаете, хотя смотреть, собственно, не на что.
– Мягко сказано, – заметил Россиньоль, отыскав шхуну среди военных кораблей. – С какой стати Бар разрешил ей пришвартоваться так близко от себя? Всё равно что поставить осла в одно стойло с кровным жеребцом!
– Ответ: из врождённой галантности лейтенанта Бара.
– Как одно из другого следует?
– До
Принцесса Элеонора Саксен-Эйзенахская, обедневшая вдова и мать шестилетней принцессы Вильгельмины-Каролины БранденбургАнсбахской. Элиза свела с ними дружбу в Гааге.
