и заботы?
– Доброе утро, – не выдержав, первой нарушила затянувшееся молчание.
Кланяться, как было принято, не стала. Хватит и того, что Софья всю жизнь перед ним пресмыкалась. Пусть хоть напоследок получит, что заслужил. Все равно замуж выдаст, отвертеться от свадьбы вряд ли получится. Разве что Воронцов что-нибудь придумает…
Усилием воли прогнала упаднические мысли. Не дрейфь, Машка, прорвемся!
Бросила по сторонам быстрый взгляд. И здесь все красиво – не придерешься. На стенах шелковые обои с перламутровыми цветами, в центре и по углам резная мебель темного дерева, на столе фарфоровый сервиз, искусно расписанный синими журавлями, – я такие раньше только на картинках в книгах видела.
– Вижу, скорое замужество вскружило тебе голову, раз ты забыла о приличиях, – надменно, но не повышая голоса, сказал псевдоотец.
У меня от его тона сердце замерло, а колени чуть сами не согнулись в реверансе. «Не сгибаться!» – строго велела им и продолжила стоять прямая как палка.
Это как же надо было обращаться с дочерью, чтобы она тебя так боялась? Память тела точно лгать не станет.
– Спасибо, батюшка, что поинтересовались моим самочувствием, – даже не попыталась скрыть издевки. – Приятно знать, что обо мне беспокоятся. И так рады меня видеть.
– Да как ты смеешь?! – От княжеского кулака, грозно опустившегося на белоснежную скатерть, задрожала посуда с журавлями, а вместе с ней и я. Точнее Софьино тело.
Но я быстро взяла себя вместе с телом в руки, прошла за стол и, не теряя времени, вооружилась ножом и вилкой. Чтобы покушать.
Но если князь продолжит в том же духе, можем поиграть в дартс.
– Смею. После всего, что случилось, – очень даже. Вы не защитили меня и не предупредили, что принца… ну то есть цесаревича стоит опасаться. Если бы не Андрей…
– Замолчи! – Растеряв остатки самообладания, его сиятельство перешел на крик. Надулся, побагровел, нервно дернул за шейный платок, ослабляя узел.
Чтоб вы, батенька, задохнулись.
– Не смей наводить напраслину на его высочество! Это все твои женские уловки, Софья. Если бы не твоя сумасбродность, легкомысленность и, как выяснилось, легкодоступность, ты бы не оказалась в одной комнате с несколькими мужчинами!
А, ну да, во всем виновата я. От заявления «отца», если честно, слегка обалдела. Он не верит собственной дочери, еще и называет легкодоступной!
– Ты наказана.
– Больше, чем таким отцом, и наказать сложно, – фыркнула и сняла с ближайшего блюда пузатую крышку, по краям которой вился причудливый узор. Что тут у нас? Яичница с беконом и зеленым горошком? То, что доктор прописал после стрессового разговора.
А «папаша» пусть думает, что хочет. Хоть тысячу раз хамкой назовет – все равно. У него дочь от страха умерла, а он принца выгораживает.
Козел!
– Вон!
– Я
