к карте, стал ему показывать. – Вот мы тут, у Милликона, вот дорога… Надобно мне знать, что творится в округе. Один разъезд пошлете сюда, на восток, по дороге; один сюда, на запад и один на юг – правда, туда ушел ваш майор, но все равно езжайте, ему там не до дозоров. Вам все ясно, капитан?
– Ясно, отправлю по двадцать человек в каждый разъезд. Сам поеду на восток.
– Лучше вы езжайте на запад, – настоял генерал.
– Будет исполнено, – отвечал кавалерист.
Глава 5
Капитаны принесли сводки потерь по ротам. Это даже слушать было неприятно: полк Брюнхвальда потерял убитыми и ранеными двести человек, включая двенадцать арбалетчиков, к ним еще три десятка из роты Фильсбибурга. А Роха и Вилли – почти шестьдесят человек. Осталось чуть больше двухсот пятидесяти стрелков. Потери были огромны, учитывая, что восполнить их негде.
– Раненых тут держать нет смысла, – сказал Волков, насупившись, глядя на эти страшные числа. – Отвозите их на берег, пусть Мильке переправляет их на мою землю.
Чуть улучшила настроение весть одного из ротмистров, что пересчитал мертвых врагов, которых Волков приказал собрать в одном месте. Их оказалось почти три сотни. То есть люди Брюнхвальда и Рохи с небольшим участием кавалериста фон Реддернауфа убили больше врагов, чем потеряли сами. Когда Волков заметил это и сказал о том Брюнхвальду, полковник задумался – сидел, щурился, взял еще раз у кавалера бумагу с докладами, поднес ее к самому своему носу. Седеющие волосы прибиты подшлемником, большие уши, доброе лицо простофили… Если бы не доспех, так и не подумать, что этот спокойный человек всю свою жизнь воюет. Карл наконец поднял глаза от бумаги и заговорил.
– Мушкеты, – сказал он и, чуть подумав, добавил: – Никакая броня не держит мушкетную пулю. Никакая! Кавалерия их построиться хотела у нас на фланге, так Роха подошел на сто шагов и смахнул ее, как крошки со стола.
Роха кивал, соглашаясь, он уже нашел где-то вино и отпивал теперь из кувшинчика.
– Да… мушкеты… большая сила. Помнишь, в самом начале я тебе говорил, а ты не хотел верить, я сегодня видел, как пуля одному горцу попала в локоть, так его рука оторванная на тряпке повисла. Оторвало ее! Орал он, свалился наземь, руку оторванную хватал зачем-то. Кровью истекал подлец! Все ею вокруг залил. Дружки поволокли его прочь, но думаю, что сдох, еретик. – Старый солдат засмеялся, его лицо от пороховой копоти оказалось почти одного цвета с его черной бородой. Только белки глаз, руки, которые в бою были в перчатках, да зубы выделялись. Он был так черен, как будто ему самому пришлось немало сегодня пострелять.
Офицеры были рады, что взяли лагерь врага, хоть и с большими потерями. А тут как раз появляется капитан штаба Эрик Георг Дорфус. Они с Мильке организовывали переправу войск, теперь капитан докладывал:
– Последние эскадроны кавалерии выгружаются, уже подана баржа под погрузку ландскнехтов. Думаю, через час все наши силы будут на этом берегу реки.
– Хорошо, – кивнул генерал.
