о месте и участии в этой «экспедиции» пока только формировался в головах Андрея и, возможно, Марии, но это чувствовалось, а потому стало зацепкой, которую Держава обязательно намеревался использовать, и не далее как сегодня же ночью.
Думая об этом, он послал возлежащей на «облаке» нимфе воздушный поцелуй, обернувшийся, сразу ставшим томным взглядом, чуть прищурившихся глаз. Правда, это не говорило о желании его, как мужчины, а скорее о ее сконцентрированном внимании на словах Арона, что и подтвердилось моментальной правильной, то есть именно той реакцией, которая была для него наиболее желательна.
– Так вот, опять говорю я вам… На новом месте, куда он был послан по старой памяти московскими, оставшимися в живых «революционными» знакомыми, пришлось восстанавливать ювелирную промышленность. Его роль в этом была не велика, но все же важна и специфична. Он был честен с теми, кто был честен с ним. На сей раз не было ни одного человека, кто бы осмелился украсть государственное, для него это тоже стало табу.
Тогда он был уже на восьмом десятке, потерявший вторую жену, имея на руках нас четверых. Мы, его внуки, во время войны были отправлены в Алма-Ату, вместе с родственниками. Сам он просто не успел, потому и попал в блокаду. В таком состоянии, бывшем далеком от идеального здоровья, совершенно больным и морально надорванным, он не взял и маленькой крохи. Но как всегда бывает, нашелся вор, который украв, попытался спихнуть все на него.
Честно говоря, он совсем забыл о спрятанном саквояже, и лишь в последний минуты вспомнил о драгоценностях. Я помню тот момент, когда он чуть не попавший в фары подъехавшего грузовика, набитого солдатами, как молодой заяц несся к туалету, прижимал к груди тяжелую ношу. Через пять минут его выволокли оттуда без штанов, дурно пахнущего и всего трясущегося. Он что-то пытался объяснить, но его, как принято, только били и не слушали.
Через трое суток его вернули! За это время мы не съели ни зернышка, боясь даже покинуть сарай, в котором жили. Мы думали, что машина та же, что забрала дедушку в ту страшную ночь, и теперь приехала за нами. Но надо знать Мойшу Ароновича, чтобы не впадать в уныние и не предаваться панике. Его привезли в новом пальто, новом костюме, фетровая шляпа еще, кажется, парилась после глажки, а туфли отливали не тронутым лаком.
Что там произошло за это время никому не известно, но дед взял нас за руки и отвел к кузову, в который мы и залезли. Через час мы уже купались по очереди в большой ванной, в горячей воде, которую не видели несколько лет. Потом нажрались! Да-да! Именно! Мы ели, не переставая минут пятнадцать, совершенно не жуя, не разбирая, что именно запихиваем в рот. Точно я помню, что из одной руки я не мог выпустить целую сахарную «голову», а в конце, обжигаясь пил крепкий чай, ее и облизывая. Причем делал я это так, чтобы потом никто не стал зариться на оставшееся.
А потом было чудо! Не сразу, где-то через месяц, вместе с дедом в дом,
