Тарасьян снова опасно поплыл, то долетая до сознания обрывками фраз, то пропадая где-то на полпути.
– Знаешь что? Поди-ка ты домой, отдохни. У тебя отчёты за август уже готовы?
– Да, но…
– Вот и молодец. Иди, иди. Ты вон какая бледная вся, того и гляди в обморок упадёшь. Может, Серёжу попрошу проводить?
– Нет, спасибо… Мне уже лучше.
Подарок от Тарасьян. Неужели искренний?.. Зато спектр взглядов пополнился завистью. Хочешь заработать сочувствие? Заболей. Хочешь удостоиться зависти? Пропусти по болезни рабочий день.
– Пусть, пусть идёт! Молодая ещё, себя поберечь надо.
«Поддакивают. Может, и правда искренне. Только я всё равно не отличу одно от другого.»
***
«Утро, десять часов, среда. Куда может спешить девушка в белой рубашке, юбке чуть выше колен и приталенном пиджачке? Конечно, к ненаглядному психиатру!»
К тому самому добродушному дядьке, что стал уже одним из лучших знакомых. В кабинет, где старенький шкаф до отказа набит бумагами, а на кушетке треснул кожзам. Туда, где на окне беленькая решётка, за которой трепещет ива.
На улице дышалось свежо и вольно, и хотелось не в больницу, не в облако её удушливых ароматов, а в парк, в лес, в ботанический сад, на худой конец – или сразу домой, под одеяло. Но…
Пустой дребезжащий вагон подхватил Марьяну, увлекая совсем не туда, куда стремилась её душа. За окнами трамвая расцветали радужные сады, сквозь которые, как спины дельфинов сквозь гребни волн, то и дело проглядывали автомобили. Стекло холодило лоб.
«Только бы не отрубиться, только бы не отрубиться. Вези меня, железный трамвай, вези в страну таблеток, анализов и уколов.»
Мимо часовой башни, где на белом циферблате ни единой отметки. Мимо вьющихся, как плющ вокруг дерева, лестниц. Мимо всплывающих из-под привычного городского пейзажа фантасмагорических картин, то дрожащих, как миражи, то пугающе реальных.
Трамвай не подвёл. До больницы удалось добраться без происшествий, и даже маяться в коридоре почти не пришлось – что такое десять минут по сравнению с классической очередью? На месте оказался и добрый дядька Игорь Вячеславович – день, словно извиняясь за негодное утро, принялся услужливо подсовывать удачные стечения обстоятельств. Уже позже, сидя на стуле и отвечая на хорошо знакомый перечень вопросов, Марья вспомнила, почему когда-то определила психиатра в категорию добряков: при первой встрече, идя мимо неё, мрачной и насупленной в ожидании приёма, тот сунул ей в руки фруктовую конфетку. В ином случае она никогда бы ничего не взяла у незнакомца, но в тот раз машинально развернула и съела. Апельсиновый вкус вспомнился так ярко, словно конфета до сих пор была у неё во рту.
– Что ж, шизофрения у тебя, Марьюшка, по-прежнему не просматривается. Это хорошо.
– А что просматривается?
Психиатр помедлил с ответом, глядя на девушку поверх сцепленных пальцев. Марья знала, что ответа попросту нет.
– Давай лучше зайдём с другой
