style="font-size:15px;"> – Ты так говоришь, будто все в порядке, – в бешенстве сказала я.
– Я понимаю, ты напугана. У меня самой была такая реакция. Но все не так страшно, как ты думаешь. Правила города – это наш щит от него. За все время, что я здесь, он почти никого не убивал.
– Почти? – срываясь на хрип, говорю я. – Эви, если ты не знала, то убийство не является нормой. Это грех!
– Да, я знаю. Прости меня, – она крепко сжимает мою руку и подносит ее к своему сердцу. Ее голубые глаза заполняются пеленой слез, которые вот-вот сорвутся вниз. Мне вдруг стало больно видеть ее такой уязвимой. – Пожалуйста, не бросай меня. Я должна была рассказать тебе все еще вчера, но понадеялась на куратора.
– Ты ни в чем не виновата. Не смей извиняться.
Я была больше не в силах сдерживаться и притянула ее в свои объятья, пытаясь утешить. Хотя сама была на грани нервного срыва.
– Все хорошо. Я просто сейчас слишком эмоциональна. Но я правда не могу остаться здесь. Это того не стоит, – прошептала я.
– Прости меня. Но, думаю, у тебя нет выбора. Ты не можешь покинуть это место без разрешения Шварца, как и не могла приехать, пока он не позволил.
Я готова поспорить, что мое сердце только что рухнуло и разбилось, прямо как мои надежды. Этого не может быть. Неужели родители пошли бы на такое или они не знали?
Тут же в голове всплывает предупреждение от папы: «– Будь предельно осторожна. Соблюдай все правила города и не разговаривай с незнакомцами.». Он знал! Знал, на что отправляет меня. Как папа мог так поступить со своей единственной дочерью?
Я бросаюсь искать сумку, в которой остался телефон, и трясущимися руками набираю уже знакомый номер. После нескольких гудков раздается родной грубый голос.
– Изабель, здравствуй, милая. Как ты? – с поддельным беспокойством говорит он. Наверняка он был занят работой, а я отвлекла, что он не терпит.
– Как я? Ты правда хочешь знать как? – с долей сарказма спросила я.
– Конечно.
– А я думала, что тебе наплевать! Потому что ты запихнул меня в это ужасное логово дьявола. Подписал мое свидетельство о смерти! – не стесняясь, кричу я.
– Послушай, – он тяжело вздыхает, и я могу представить, как он трет переносицу. Папа делал так всегда, когда начинал злиться. Но он не имеет право на это. Это не он в заложниках, а я! – Я знаю, как это выглядит, но поверь, у нас нет выбора. Ни у тебя, ни у меня. Никто не пойдет против него.
– А ты тут причем? Что это значит?
– Он дал мне работать над одним крупным проектом в Женеве. И у меня так же связаны руки. Мне жаль, Белль. – Я проглатываю комок в горле и оседаю на пол, почти принимая поражение.
– Я останусь здесь навсегда? – шепчу я.
Мне страшно слушать ответ. Но я должна знать.
– Я не знаю. По крайней мере до окончания школы – точно.
Это дает долю надежды. Но лишь позже я пойму, что
