в вузах всегда процветало свободомыслие и нестандартность. Эта традиция российского высшего образования столь сильна, что никакие уродливые нововведения конца девяностых не смогли перешибить его мощный хребет. Но очень трудно при массовом, почти стопроцентном, женском составе сохранить старые традиции, прежде всего потому, что, таков уж биологический закон, среди женщин гораздо меньше процент гениальных, нестандартных и свободолюбивых. Они есть скорее как редкие исключения, и то про таких говорят, как бы комплиментарно, но в то же время укоризненно: «мужской ум».
Высшая школа требует тщательного отбора, конкурса, индивидуального кропотливого выращивания уникальных личностей, как преподавателей, так и студентов, невзирая на их пол, разумеется. Только такая роскошь является весьма дорогим удовольствием для государства. Где уж тут сейчас при всеобщей маниакальной гонке за деньгами думать о таких пустяках тем, кто имеет власть принимать судьбоносные решения! И уж, конечно, абсолютно невозможно ничего сделать самим обыкновенным «доцентам с кандидатами»! Вот и остается пристраиваться кто как сможет. Кто-то уехал за границу, весьма повысив интеллектуальный уровень тамошней науки и образования, кто-то занялся бизнесом, и не без успеха, потому как системное мышление физиков, математиков, философов весьма легко восприняло все премудрости дикого рынка эпохи первоначального накопления. А те, кто остался в вузе, чтобы прокормиться, наоткрывали филиалов по провинциям и стали заниматься чем-то не совсем пристойным, чем-то откровенно напоминающим полулегальную торговлю дипломами, в свою очередь очень понижая тем самым наш собственный интеллектуальный уровень нескольких поколений. Это еще неизвестно как аукнется нам самим под старость лет, когда рухнут построенные недоучками-строителями дома, лечить нас станут недоучки-медики, вполне успешно сводя до времени в могилу, на концертах выступать недоучки-музыканты, и самолеты клепать недоучки-конструкторы. Пикантность ситуации только заключена в том, что вся эта гадость обрушится на простых смертных, а те, кто стоял в это время у руля и, собственно, устроил весь этот кабак, благополучно присоединятся к своим семействам за границей, поглядывая оттуда на нас и насмешливо разглагольствуя об извечной «стране дураков», разумея, конечно, под исконными дураками опять же простых смертных.
Все кафедральные без конца, как сильфиды, носились по Фуюаням, часто утром приезжая из одного, а вечером уезжая в другой. Работали там по десять часов, простужались в холодных аудиториях, ночевали на бесконечных служебных квартирах, нередко без воды, с забитыми форточками, с неработающими плитами. Приезжали из командировок, отчитывали дневным студентам у себя, и опять уезжали в очередную командировку за тридевять земель, на перекладных, в плацкартных вагонах, а пыточных микроавтобусах – как придется.
Особенно Ада выделяла на кафедре четверых, именно их она
