благородным догом, обитающим в роскошной вилле. «Вот что делает с женщинами бесконечная работа и командировки! Вот что делается, когда ты приучаешься таскать все время штаны и свитер, или, в крайнем случае, строгий «училкин» костюм с пиджаком»,– как-то отстраненно подумала Ада, без особого, впрочем, огорчения, просто констатируя, с мимолетным, грустным сожалением. Ее вернул к действительности вопрос Невмержицкого:
– Ада Андреевна, я заказал вам экзотический салат с креветками и ананасами, не знаю, понравится ли вам?
– Да все прелестно, я люблю креветки,– ободряюще улыбнулась ему Ада, не замечая, но чувствуя интуитивно, его неуверенность и неловкость.
Ей было смешно и грустно. Это называется «Сидим, прям, как взрослые». Взрослой-то здесь была она, стало быть, на ней лежит вся ответственность за ситуацию, хотя этот мальчик, видимо, воображает, что именно он, мужчина, отвечает за все, и все в его руках. Чертовски трудно управлять событиями и при этом еще и не разрушать в нем эту иллюзию. Решить, естественно, предстояло ей: в какой мере ей необходимо дальнейшее развитие ситуации, и до каких пределов она хочет, и может дойти?
Крайне сложно в ее положении отрефлексировать и разложить все по пунктам, потому что существует огромный, прямо-таки непреодолимый соблазн поддаться естественному ходу событий, забыть и не думать ни о каких дальнейших путях их разрешения. Просто жить настоящими минутами, видеть только то, что видится сейчас – этот золотистый флер на всем; это легчайшее, сладчайшее очарование непредсказуемого флирта; это розовое с блеском утро только-только начинающихся романтических отношений; и ни в какой степени даже не задаваться предательским вопросом – зачем?
Сознание Ады опять раздвоилось: одна его половина так и поступала, а вторая привычно и мгновенно, анализируя ситуацию с объективностью ученого, препарирующего свой предмет, сформулировала заключение. Очевидно, что старую кобылу интересует этот мальчик, она хочет продолжения всех этих ритуальных приплясываний со всеми вытекающими последствиями, и ее не останавливает мысль об этих последствиях. «Но если вскроется обман, таких я бедствий жду, Тристан, что наименьшим будет плаха». Вот оно! Самое неприемлемое последствие – это неизбежная необходимость обмана. Ей придется врать всем.
Ада, разумеется, не отличалась патологической, идиотской правдивостью, и прибегала к вранью, когда это было крайне необходимо. Но в принципиальных вопросах вранье, любое, было ей глубоко отвратительно. В других оно вызывало в ней брезгливость и омерзение. А что будет с ней самой, если ей придется так глобально лгать и лгать долго? За шестнадцать лет их брака с Анатолием ей не приходилось попадать в подобную ситуацию, поэтому Ада даже в общих чертах не представляла себе этой технологии вранья и измен. Никогда это не было актуально для нее, прежде всего потому, что с самой ранней ее юности мужчины были где-то на периферии ее интересов в силу ее глубочайшего убеждения, что для «гадкого утенка», каковым она всегда себя ощущала, приоритеты отличаются от общепринятых. А
