была не по возрасту умна. Так говорили ей все, и в глоссарке3, и в шутрянке4, и дома. А умная, значит, не мужняя, так говорили все и в глоссарке, и в шутрянке, и дома. Она знала, и решила пойти в конносарий 5.
Увидев в магазине некого трухлявого мужчинку, не удивилась, не пожалела его (хотя по конносарски надо было бы), хотела под дых дать ему за то что посмел тронуть (она это платье чтоб в магазин пойти из конносария один раз в две недели полдня отглаживала), просто удивилась вниманию для себя, столь ординарной и тенденциозной особе.
Купив млакого снадобья6, булочек с маком игристого, колбасу и рыбу, направилась в конносарий.
Читатель, не скучай, скоро развязка.
Пьетро оскорбился. Розалия его не узнала. Позор и стыд. Ведь он дарил ей столько радости и тепла, сколько не дарила ему женщина, а она его не узнала. Факт, стыдно, печально, ну и ладно. Так подумал Пьетро и отошел от якобы Розалии.
Розалия, дорогой мой читатель, видела всю эту смешную и краткометражную сцену своими глазами. Не позвав Пьетро, не окликнув и не сказав ему, что он её перепутал, что Розалия – это она, она молча наблюдала и, посмеиваясь, лакала свой коктейль из трубочки.
Двигаемся дальше читатель, иль чуть подзадержимся, дорогой?
Глаза Пьетро были яркоголубыми. Так он всегда думал, да и мама говорила. На самом деле были они синими, синими. Никто ему из посторонних, близких, дальних и родимых, никто из них – его об этом боялись опечалить, а всласть поиздеваться умельцев за его жизнь не находилось. Ибо в нашем Ингорианске синие глаза иметь – значит быть из касты отверженных. А он-то и не помышлял, что папаня его из тех, кто рубит и дерет коров – самых священных животных в мире (ну , это по-нашему, по-ингориански). Все говорили, а он и сам верил, что покойный папаня его был из касты деревщиков. Мать его с трех лет об этом убеждала, и убедила.
Продолжение следует…
Ксивочка стояла. Она просто стояла. Красиво. Уважительно. По-ингориански. Если бы Ксивочка знала, что её ненаглядный Пьетро называет её про себя Пяточкой, наверняка бы обиделась, но так, чтоб он не знал, всё равно бы его принимала, и давала всё, надеясь на его расположенье. Ксивочка из бедненькой семейки, одна надеждочка – мужика полного жизни себе в жизнь приплести. Ксивочка была очень красивой, так она думала сама про себя, да и Пьетро ей говорил, в пылу кончания акта (ну, в любви так сказать).
Увидев в лавке Розалию и Пяточку одновременно, уважаемый читатель, честно сказать, Пьетро оскорбился. Оскорбился на судьбу. Ну как так – то ни одной, то сразу , обе и в одной лавке? Выбирать что ли?
Продолжение следует…
Пьетро думал не о них. Выйдя из лавки, Пьетро думал о Вере.
Вера была в сознании его безграничной. Опасной, но притягательной. Красивой, но пугающей, такой близкой. Она жила далеко, на Севере Северноморских Вод. Видел он её давно, но никогда не забывал. Всё помнил, как вещала ему она про различия, как она делит всех по признакам, и он её
по ингорянскому – школа
по ингорянскому – университет
по ингорянскому – монастырь
по ингорянскому – напиток из овса
