же время оставаясь все теми же детьми.
Ты не мог заставить себя посмотреть мне в глаза. Ты наблюдал за Джипом, погнавшим по кустам кролика.
Я ждала, когда ты начнешь говорить. Интересно, почувствовал ли ты мое смятение?
– Хороший вечерок, – произнес ты после целой вечности.
Я оглянулась. Действительно, он по многим причинам был хорош.
– М-м-м, – ответила я.
Только после этого ты посмотрел на меня.
Мой голос заставил тебя повернуться. До тебя, конечно, уже дошли все новости обо мне. Я опустила глаза.
Но ты удивил меня.
– Я знал, что ты вернешься.
Знал?
Тогда ты знал гораздо больше, чем я.
– Люди говорили, что ты погибла, но я…
Я посмотрела на тебя, и наши взгляды встретились.
Что ты сказал, когда другие говорили, что я мертва, Лукас? Чего ты хотел?
Я слышала, как тяжело ты вздохнул, я почувствовала твою грусть. Интересно, мечтал ли ты когда-нибудь обо мне так, как я мечтала о тебе? Вот я вернулась, правда, не такая, как раньше.
– Я…
И все-таки как мило, что ты сожалеешь о том, что со мной случилось.
– Я рад, что ты вернулась.
И мы стали смотреть на двух голубей, которые гонялись друг за другом в небе.
LXX
После того как я вернулась, меня попросили прийти на городской совет. Остальных не пустили, чтобы не смущать меня.
Мама сидела на церковной скамье за моей спиной. Старейшины расположились на возвышении, а я в одиночестве на стуле перед ними внизу. Они придвинули ко мне маленький столик и дали бумагу, ручку и чернила. У меня живот подводило от страха. Их горящие глаза напоминали мне те, что я никогда не смогу забыть.
Помни, я дважды тебя пожалел.
– Мисс Финч, – сказал член городского совета Браун, – мы должны знать. Где вы находились все это время?
От смущения я крутила в руках ручку. Мои пальцы не знали, как ее удобнее взять. Я с трудом могла писать. Моим образованием занималась мама, которая и сама была не слишком грамотна. Она учила меня готовить, хозяйничать в доме, шить. Потом в Росвелл пригласили учителя из академии, но к тому времени меня уже там не было.
Я обмакнула перо в чернильнице и постучала им по краю.
– Не знаю, – написала я корявыми огромными буквами.
Браун продолжал:
– Вы не знаете названия места или не помните?
Не помню. Слова – как спасительная веревка, брошенная упавшему в колодец. Ими можно объяснить все.
Я печально покачала головой.
Они заерзали на стульях. Браун прочистил горло.
– Вы были лишены языка самым варварским способом, – сказал он. – Так кто же так надругался над вами?
Никакого сожаления в вопросе, правда? Отрезанный язык. Как сворованная сумка.
Я
