никогда не было дела ни до кого, и вдруг внезапно все изменилось.
Но нет, остальных это не касается. Всех остальных она легко бы послала подальше вместе с их косыми взглядами и дружескими советами.
Неужели Крис никогда раньше не умела дружить?
Она и до сих пор не умеет. Не знает даже, что говорить, когда очень не хочется прощаться.
– Ко мне зайдем? – предлагает Крис. – Слопаем пару сэндвичей?
Маша согласна. Все-таки это утомительно – петь сразу на двух репетициях. К тому же в свою отдельную комнату в студгородке она как-то не спешит.
На этот раз их никто не встречает, даже домашний парень Макс куда-то пропал. Но в квартире кто-то есть. Кто-то смотрит в гостиной телевизор. В этой квартире – толстые стены, и слов не разобрать. Ясно только, что это новости или криминальная хроника.
Крис выглядит потерянной. Она больше не улыбается.
– Может, я пойду? – говорит Маша.
– Еще чего. Из-за отчима, что ли? Этот чел здесь вообще лишний. Пусть лучше он отсюда свалит.
Кажется, она говорит слишком громко. Потому что телевизор смолкает. Зато слышится чей-то многозначительный кашель. У кристинкиного отчима – низкий густой голос, как у певца Шаляпина. И кашель тоже густой.
Это отвратительно. Этот человек ей отвратителен. Крис морщится.
– Пошли на кухню, – упрямо говорит она. – Не сожрал же он всю колбасу!
Они пьют чай с бутербродами. Изо всех сил стараются не говорить о личном. Конечно, это невозможно.
– Я хочу отсюда съехать, – говорит наконец Крис. – Я больше не могу. Он думает, меня можно купить… всякими подарками. Он думает, я буду молчать.
– О чем, – тихо-тихо спрашивает Маша.
– О том, что он… делает что хочет. Что он сидит на дейтинг-сервисах, да еще заходит с разных аккаунтов. Потом возит каких-то малолеток на дачу. Будто я не знаю.
– А как же твоя мама?
– Ей проще не замечать. Она зависает на работе. В своей больнице. Ну и еще… она боится, что нам с Маском будет плохо, если у них все развалится. Она нас двоих не потянет. Она так думает.
– А ты что думаешь?
– Ну а что поделать? – говорит Крис. – Мне даже восемнадцати нет.
Ее зеленые глаза блестят в темноте. Она вертит в руках чайную ложечку:
– Видела красоту? Серебряная. От бабушки досталась. Здесь все наше. А не его.
Маша рассматривает ложечку. На ней выгравирована какая-то монограмма нерусскими готическими буквами.
– Надоело мне все это, – говорит Крис. – Я хочу денег заработать. Чтобы не зависеть ни от кого. Создать группу и играть концерты. И чтоб люди во всем мире скачивали наши песни. Ну да, глупо, но я все равно больше ничего не умею и учиться не хочу. Не хочу жить… как они. Понимаешь?
Маша опускает ресницы. Конечно, она понимает. Она всегда мечтала о том же самом. Только не формулировала так четко. Может быть, оттого, что у нее не было отчима?
Что-то такое
