не разбилось.
– Не считая черепа нашего единственного источника информации, ничего.
– Не рассчитывай, что я позволю тебе достать нового. Надо было лучше за ним следить.
"Надо было дать мне лабораторию попросторнее", – подумал Айзек, но промолчал.
Они дошли до покоев Губернаторши. Не сказав ни слова благодарности, она захлопнула дверь перед его носом. Пигмей хмуро что-то пробормотал и дотронулся до свежего шрама у себя на щеке. Временами ему казалось, что матрианка начала относиться к нему благосклоннее и даже по-дружески, но раз за разом эта иллюзия разбивалась. Поделать было нечего: если уж Элизиана на что-то решилась, переубедить её было невозможно.
В мрачном расположении духа пигмей спустился в свою лабораторию. После столкновения в ней, как, впрочем, и везде, царил жуткий бардак: стол был перевёрнут, пол усеян медицинскими инструментами и разбившимися пузырьками, а пленный старик сидел у стены с проломленной головой. За его долгую жизнь Айзеку встречались зрелища и похуже, так что он безо всякого отвращения поднял стол и перетащил на него труп.
Однако пигмей всё же чувствовал что-то странное. Как уже говорилось, ранее он никогда не имел дела с разумными подопытными. И хотя к лаборейцам он относился не лучше, чем к крысам, удовольствия от истязаний над животными он тоже никогда не испытывал и делал лишь то, что было нужно для его исследований, стараясь по возможности облегчить боль объекта. Теперь же, когда пленник умер по независящим от учёного причинам, Айзек почувствовал некое подобие облегчения, даже невзирая на потерю источника информации.
"Да что это с тобой? – говорил он сам себе, подбирая с пола инструменты. – Неужели ты начал ставить жизнь превыше науки? Люди – они рано или поздно всё равно умирают, а плоды исследований будут жить вечно. Да и потом, навряд ли этот старик был лучше моих соплеменников-дикарей".
Он тяжело вздохнул, поглядел на тело, повертел в руках скальпель и, повеселев, воскликнул:
– Ну а теперь приступим к вскрытию!
***
Свет от пляшущего пламени порождал на стенах причудливые тени. Эстус ещё только учился контролировать свою силу, и огонь на клинке то и дело затухал, заставляя остальных встревоженно озираться. Туннель от Цитадели до Леса Ветряков был в длину два километра, и они бы уже давно были на месте, если бы не полная темнота на всей протяжённости пути. Все кристаллы на стенах разом потухли, но это было ещё полбеды: даже фонари, которые путники взяли с собой, не горели. Томас вытащил из своего погасший бледно-жёлтый кристалл и вертел его в руках, что-то бурча под нос. Он пробовал стучать им о стены, трясти, даже греть от пламени Эстуса – всё было без толку.
– Это происки Владыки Тьмы, не иначе, – тихо проговорил Люфт, на всякий случай оглядываясь. – Он пытается помешать нам исполнить Пророчество!
– О Фейберус, даруй нам Свет и огради от Тьмы детей своих… – шептала Мария, сложив руки под подбородком.
– Не выдумывайте, – попытался успокоить их Мартин, хотя дрожь в
